Его слова с трудом доходили до моего сознания. Проверка, иммунитет? Все это казалось таким малозначимым по сравнению с самим поступком мага. Неужели он этого не видит и не понимает? Нет, скорее он просто хотел запутать меня, навязать свою странную и извращенную логику.

Шефнер еще ждал от меня ответа, поэтому я пробормотала:

— Только артефакторы, и то со стороны матери.

— Гревениц — один из древнейших аристократических родов Грейдора, а, как вы знаете, ментальные маги почти всегда рождаются в благородных семьях.

— Намекаете, что я могла унаследовать ментальный дар от кого-то с отцовской стороны? Но магическая специализация может быть одна. Невозможно быть артефактором и менталистом одновременно, слишком отличаются видение магии и возможности ее применения.

— Невозможно, — согласился Шефнер. — Но если вы смогли создать на основе ментальных заклинаний чары, то почему бы вам не иметь и устойчивость к ментальной магии?

Я устало потерла лоб.

— Значит, вам стало любопытно, что я могу, а что нет. И вы так просто… Ох, даже не думала, что вы, господин Шефнер, так интересуетесь наукой. Или вы искали какую-то практическую пользу от моих способностей? Все это крайне занимательно. Только тогда зачем все это — ухаживания, свидание? Пытались подобраться ко мне ближе, чтобы отслеживать реакции своей подопытной?

Впервые за наш сегодняшний разговор я увидела понятную мне реакцию. Маг нахмурился, сжав губы.

— Вы для меня не подопытная. Мое отношение к вам всегда было очень личным и пристрастным. Может, именно поэтому я и совершил в этот раз ошибку. В желании понять и узнать вас лучше, пытаясь защитить и позаботиться о вас, я перешел границу дозволенного.

Черты лица у Шефнера резкие и довольно острые, отчего мне всегда виделось в главе СБ что-то зловещее, а когда он злился, то и вовсе пугающее. Но за год совместной работы с ним мне стало казаться, что его строгость и холодность — маска. Его слова, поступки… Я запуталась, не в силах понять, что он за человек. Вот и сейчас он говорил то, во что мне так хотелось верить.

— Это была не забота. Это желание создать игрушку по своему вкусу! Вы понимаете, что навсегда подорвали мое доверие к вам? Я не могу не думать о том, на что вы еще способны. Может, и мое отношение к вам — тоже навеянная иллюзия, господин Шефнер?

— Любой приворот, попытка изменить чувства с помощью магии наносит непоправимый вред человеку, разрушают его личность. А я бы не сделал ничего, что может оказаться опасным для вас. Пусть я не был полностью честен, но мои намерения и мотивы никогда не были корыстными.

— Вы позволите мне в этом убедиться?

Шефнер сделал вид, что не понял, о чем я его спросила. Пришлось пояснить:

— Когда вы рассказывали мне о ментальной магии, то говорили о способности самих менталистов открывать свое сознание. Я уже не могу поверить вашим словам, но если бы сама смогла увидеть, что у вас на душе…

— Это невозможно, — бесцветным голосом сказал Шефнер. — Моя должность не позволяет мне быть столь беспечным.

Презрительно скривила губы.

— Так и знала. Вам стоит уйти и больше не возвращаться. Не думаю, что есть дальнейший смысл в нашем сотрудничестве. И в отношениях тоже.

— София!

Шефнер вскинул руку, намереваясь коснуться меня, и я инстинктивно вжалась в кресло. Он резко вздохнул, но дотрагиваться до меня не стал. Казалось, даже воздух от напряжения стал густым, а время замедлилось.

— Сначала я порадовался, что вы позволили мне объясниться, что не побоялись остаться со мной наедине. Но это ведь не так? На самом деле вы устроили мне проверку. Вы хотели узнать, способен ли я причинить вам вред, воспользуюсь ли вашей беззащитностью. Мнимой беззащитностью. Это что-то с комнатой? Хотя нет… с креслом!

— У меня не хватило бы ни времени, ни сил, чтобы зачаровать всю комнату, — с досадой сказала я. Маг догадался слишком быстро, выходит, я была не так хитра, как думала.

— Значит, этим вы занимались всю неделю, София?

— Нет, я зачаровала кресло гораздо раньше, еще до того, как меня ограбили. Никто не смог понять, что это кресло является артефактом, поэтому его и не тронули. Я просто добавила еще несколько чар, предупреждающих меня о попытках использовать ментальную магию.

— Если бы я попытался использовать против вас заклинание, что тогда со мной случилось бы?

— А вы попробуйте и узнаете, — сказала ядовито.

— Провоцируете меня? — усмехнулся Шефнер. — Не думаю, что вы использовали бы смертельные чары. Значит, что-то обездвиживающее. Довольно неосторожно.

Маг поднялся, обошел вокруг кресла, на котором я сидела, будто пытаясь найти границу моих чар. Бесполезно, чары можно заметить, когда они в активном состоянии. Но я все равно беспокойно следила за Шефнером, чувствуя себя птичкой, вокруг которой кругами бродит голодный кот. Была ли моя клетка достаточно хорошим оплотом? Мои пальцы беспокойно гладили обивку кресла, готовясь в любой момент поставить защиту.

— Вот как, значит, все обернулось, — задумчиво сказал Шефнер, останавливаясь где-то за моей спиной. — Неужели вы действительно хотите держать всех на расстоянии?

— Лишь тех, кто предает меня.

— Я сделал вам больно. Разочаровал вас. Что мне сделать, чтобы все исправить?

— Я уже говорила. Исчезнуть из моей жизни.

— Этого не произойдет. Никогда. — Уверенность в голосе менталиста пугала. — Все слишком далеко зашло. Я уже не смогу сделать вид, что мои чувства не имеют значения. Вы моя слабость, София. Очаровательная, приятная, но от этого не менее опасная слабость.

— И поэтому вы пытаетесь постоянно контролировать меня?

— Может быть, — задумчиво откликнулся Шефнер. — Но я умею учиться на своих ошибках.

Шаги. Дверь открылась и закрылась. Я осталась одна. Никакого чувства победы не было, только усталость и понимание, что это первый раунд с противником, гораздо более опытным и умным, чем я.

Мартин покинул мастерскую в самом дурном расположении духа. В таком состоянии, раздраженном и злом, ему обычно легко и эффективно работалось. Да и подчиненные, чувствуя, что босс не в настроении, старались все делать быстро и в самом лучшем качестве. А вот родных и близких Мартин предпочитал избегать до тех пор, пока его душевное равновесие не восстановится.

Тетушка Адель конечно же знала эту черту племянника и давала ему возможность успокоиться — точнее, сорвать злость на врагах государства или же нерадивых службистах. Но не в этот раз.

Фрау Ратцингер поджидала Мартина на первом этаже, делая вид, что рассматривает пасторальные пейзажи на стенах.

— Мартин, дорогой! — остановила она его, когда он совершенно невежливо пытался проскользнуть мимо нее. — Ну кто же так небрежно накладывает невидимость?