соски твердеют, становясь очень чувствительными. Они призывно выпирают сквозь ткань футболки... ох!

- Я говорю, - отчим немного склоняется над мои ухом, ловлю его дикий мужской аромат. - У тебя на лбу капельки пота, - при этих словах он излишне медленно и чувственно проводит салфеткой по моему лицу. - Вот так гораздо лучше, правда?

Прикрываю глаза и сдержанно киваю. Боже! Долго ещё они будут надо мной издеваться?

- Там ещё чуть ниже ты не вытер, - усмехается Сэм. - Проглядел, брат, - тоже подходит ближе. - А я готов поспорить в том месте у неё тоже очень горячо и очень мокро.

Смотрю на каждого по очереди. Чёрт их дери! К своему огромному стыду, я готова забрать свои слова назад! У меня уже ничего не болит! Точнее, болит, но теперь уже совсем по иной причине!

- Ну что, - Дин первым прерывает зрительный контакт. - В тренажёрку?

- Ага, - тут же соглашается Сэм.

Так и не дотронувшись до меня там, внизу, эти двое невыносимо самодовольных мужчин, огибают меня и направляются вверх по лестнице.

Остаюсь наедине со своим взбунтовавшимся телом!

Чёрт возьми!

С каких пор я стала одержимой до секса самкой?

Внизу всё ноет и пульсирует. Господи! Ну за что мне всё это?!

Сэм

Кто там говорит, что тягать железо в качалке помогает снять напряжение? И член уронить?

Может, кому-то и помогает! Но не нам с Динаром точно!

И не тогда, когда мы знаем, что по дому ходит возбужденная молодая самочка, которую можно нагнуть, и…

Нет, нагнуть как раз нельзя пока. Слишком мало времени прошло. Мы только этой ночью сделали ее женщиной. Оба в ней побывали своими немаленькими агрегатами. И если мы и дальше хотим делать с ней это – надо дать ей возможность немного прийти в себя.

Дин тягает штангу, дышит тяжело.

- Твою ж… - чуть не роняет снаряд, плавно опускает его. – кабздец.

Усмехается, глядя на меня. Я на гимнастической скамейке, пресс качаю.

- Тебе тоже мешает?

- Мешает. – член мешает, млять, потому что стоит колом. И у Дина тоже.

- Знаешь, что меня утешает?

Что тут может утешить? Качаю головой.

- У нее тоже стоит на нас! Ну, ты понял!

Я понял, да! Мы с Дином оба знаем, что наша Лана сейчас сидит в столовой, а между ног у нее Ниагарский водопад. С удовольствием мы попробовал, вылизал эти сладкие потоки ее желания. Интересно, как она все это терпит? Или… не терпит?

- Ты не думаешь, что она опять схватится за вибратор? – член дергается, когда я представляю как она там сама себя! Только не это, твою ж мать! Не хочу, чтобы она, без нас…

- Я все игрушки спрятал, не найдет. И вообще… ей полезно немного пострадать.

- Думаешь?

- Ага…

- Как бы нам самим от таких страданий не получить проблем на свои яйца. Как там в рекламе? Простатит, аденома, операция?

- Типун тебе на одно место! – Дин переходит к тренажеру, меняет блины у штанги, собираясь приседать с весом.

- Ладно… будем надеяться, что она не взорвется раньше времени. А вообще брат, нам охренеть как повезло, ты оценил?

- Оценил.

- Что ты оценил, Дин? – нежный голосок нашей малышки застает врасплох.

Офигеть! Она в длинной белой майке, кажется, моей. Майка сидит на ней как платье, но грудь почти вся наружу, и сосочки торчком.

- Ты что-то забыла тут, Лана? – удивляюсь неприветливости Дина, но опускаю взгляд на его пах и понимаю, почему он так зол.

- Решила тоже немного размяться. Давно не занималась. Хоть чуть-чуть потянусь, можно ведь? – моргает с самым невинным видом.

Она не ждет разрешения, берет коврик, раскладывает его и… раскладывается сама, буквально!

То есть она сразу ложится и задирает ногу, доставая коленкой до своих губ.

Твою ж мать. Охренеть!

Я стою с боку, и вижу только ножки, широко раскрытые. А вот Дин стоит прямо перед ней. Он видит все.

По тому, как меняется выражение его лица я понимаю, что вид охренительно прекрасный.

- Ты… - голос у него становится хриплым, сиплым… - ты не размялась, Лана… Можешь… хм… получить… травму…

О, да! Она точно может получить! Травму! Когда в ней «вот прям щаз» окажется член моего лучшего друга. И мой тоже.

Блядь… Представляю эту картину и, кажется, даже сперма вытекает из конца. Я и Дин. В ней. Оба. Сразу.

Чёрт, мы, конечно, практиковали тройнички, причем, часто. Любили трахать девочек «бутербродом», это когда один снизу, другой сверху. А между ними лакомый кусочек, мягкое женское тело…

Лана не выдержит этого. Не сейчас. Мы… мы просто разорвем ее! Или… если сдерживаться? Мы ведь можем быть осторожными, нежными? Я действовал очень аккуратно, лишая ее невинности, хотя хотелось вколачиваться со всей дури, погружая член в ее тугую сладость.

Встаю со скамейки, перекидывая полотенце на шею, иду к Дину, который не может сдвинуться с места.

Мы стоим, застыв как статуи, наблюдая как Лана сидит почти в поперечном шпагате, наклоняясь медленно к ноге, ее грудь колышется, сосочки острые. Она закусывает губку…

- Неудобно…

- Что? – Дин «отмирает» секунд через тридцать, вижу, что его взгляд дикий, мысленно он уже в ней. Весь в ней.

- Ваша пробка, она… мешает. Может, вы разрешите мне ее вытащить?

- Нет! – мы почти кричим одновременно. Охреневшие, дико возбужденные два старых мудака.

Для нее старых. А так… мы в самом соку. Мы любому молодому сосунку дадим фору!

- Нет, Лана…

- Но почему? – надувает обиженно губы.

- Ты можешь нечаянно сделать