— Угу, — дан был мне глухой ответ.

Я сглотнула. В какой-то момент поняла, что перестала дышать, легкие горели, изнемогая от недостатка кислорода.

— Вот как? — голос дрожал, от него оставалась лишь пыль, как от падающей звезды, которая больше никогда не зажжется на черном покрывале.

— Угу, — повторил механическим голосом Ярик.

Он обошел меня и покинул коридор, а затем и школу. Некоторое время я молча стояла посреди пустого коридора. В ушах все еще звучали слова Громова, будто кто-то их пинал, подобно мячику, который ударялся в мишень — то есть в меня. Когда анабиоз прошел, я коснулась пальцами щек.

Где же слезы? Мне же безумно больно, так почему нет слез? Я не могла понять, что со мной происходит.

В состоянии сомнамбулы, схватила вещи, надела рюкзак на плечи и спустилась по ступенькам на первый этаж. Прошлась вдоль коридора, пока не достигла школьного двора. Вокруг вдруг перемешались все цвета, став сплошным серым. Одна большая клякса и ничего больше. Я автоматически передвигала ногами, куда-то брела, сама не зная куда.

А может, это дурной сон? Может, завтра Ярик снова станет моим парнем?

Как я оказалась у озера в парке, не поняла. Просто подняла голову и увидела уток, перелетающих с одного берега к другому. Я повернулась, решив, что надо идти в обратном направлении, но неожиданно заметила Арта. Он сидел на лавке и смотрел на блондинку, стоявшую напротив детской карусели. Она делала снимки парка, иногда что-то говорила, видимо, подруге, которая пила кофе, разглядывая свой телефон. Блондинка была чуть выше меня ростом, ее короткие золотистые пряди аккуратно лежали на худеньких плечах.

Закончив делать снимки, незнакомка убежала вдоль узкой аллеи, а Арт продолжал смотреть ей вслед.

Я подошла к нему, села рядом и прошептала:

— Красивая.

Сережа, кажется, не ожидал меня увидеть, его лицо вытянулось, я заметила на нем тень отчаяния. Это был другой Арт, не тот улыбчивый рыжеволосой мальчишка, к которому я привыкла. В его глазах сейчас читалось мое собственное отражение.

— Согласен. Только Ярику не говори, ладно?

— Не скажу, — честно пообещала я. — Она тебе нравится?

— Вроде того, — он склонил голову, устремляя взгляд на свои скрепленные ладони.

— Почему не скажешь ей об этом?

— Когда-нибудь, когда вечер не будет отстойным. Когда-нибудь, когда я буду смотреть на радугу и не восхищаться ее красками. Понимаешь, Лина?

Я понимающе кивнула. Порой реальность оказывается не хуже палача: она чертовски несправедливо отключает наши сердца от питания. Так грубо. Так невыносимо.

Глаза наполнились влагой, впервые после почти часа, как Яр сказал, что порвал со мной.

— Мир так жесток, Арт, — прошептала я, прикусив от обиды губу.

— Пойдем, — Сережа поднялся с лавки, взял меня за руку и потащил за собой. Так мы оказались на детской площадке за озером, во дворе многоэтажек. Арт усадил меня на качели, сам тоже уселся. Мы как по команде оттолкнулись ногами от земли, но когда надо было подставить лицо потоку ветра, не сделали этого. Каждый по своей причине.

Неужели любовь умеет бить под дых? Неужели она настолько сильная, что оставляет после себя шрамы? Я не знала ответа на этот вопрос, потому что впервые сталкивалась с подобными чувствами.

— Так сложно, — произнесла, наверное, минут через десять. Скрип от старых качелей разлетелся эхом по двору.

— Что именно? — Арт внимательно посмотрел на меня, а я не смогла признаться ему, что Яр меня решил бросить.

— Любить кого-то… это так сложно.

— Сложно, когда твоя любовь размером с планету, но по факту, на этой планете никогда не будут жить люди. Эй, Ангелина, — Арт остановил качели, притормозив пятками. — Мой верный друг-хмурая-тучка тебя обидел?

Я не нашлась, что ответить. Поэтому лишь молча покачала головой.

— А что делать, когда ты понимаешь, что на твоей планете не будут больше жить люди? — нерешительно прошептала я.

— Жить дальше, — запросто ответил Арт.

— А если дальше не получится? — страх сковывал легкие, казалось, я задыхаюсь.

— Это только в первый день так кажется, во второй уже проще.

Глаза наполнились слезами. Я вдруг представила, что в моем телефоне больше никогда не появятся входящие сообщения от Ярослава, представила, что не увижу его улыбку, а через месяц он навсегда уедет из нашего города. У меня ничего не останется от него, кроме старых голосовых в мессенджере и черно-белых воспоминаний в голове, которые со временем превратятся в лирику.

Я аккуратно смахнула рукавом слезу, катившуюся по щеке.

— Лина, — Арт поднялся с качелей, но не успел подойти, я подскочила, схватив рюкзак, который валялся на земле.

— Мне пора, пока.

Кинула резкую фразу на прощание и помчалась домой, где меня ждала кровать, подушка и много слез. Кажется, их будет безумно много.

Глава 47

Этой ночью я плакала. Тихонько выла в подушку, ругая себя за слабость, за воспоминания, что вспыхивали у меня в голове. Ругала за вкус поцелуев, который остался на губах. Несколько раз я протирала их, да только в этом не было никакого смысла, чувства из груди легко не исчезают.

В мою душу будто впустили морозный ветер, выпроводив навсегда весну, а за ней лето.

За окном сверкнула яркая молния, осветив тусклую комнату. Я поднялась с кровати, опустив ноги на пол, подошла к окну, скрестила руки на груди. Смотреть на одинокую детскую площадку оказалось также грустно, как и лить слезы в подушку. Ведь на этой площадке каждый день ждал меня Яр. Я видела, как он лениво поднимался по ступенькам, затем усаживался на лавку, вытаскивал телефон и зависал какое-то время в соцсетях. Потом убирал мобильный в карман и шел на турники, пару раз подтягивался, спрыгивал и начинал ходить восьмерками в ожидании меня.

Мои губы дрогнули, по щекам катились слезы-градинки, которые я не спешила вытирать. Взяв телефон со стола, я включила одно из голосовых Ярика. Его голос, словно теплый плед, укутал мои плечи. В горле застрял ком.

А ведь мне казалось, что нас соединила красная нить судьбы, что мы стали друг для друга рассветом и закатом, солнцем и луной. Мне так много казалось рядом с Яром, неужели я окончательно ослепла? Неужели ошиблась в нем? Ошиблась в нас?

“Ты мне там нужна. И я жду твоего поступления. Я верю в тебя, слышишь?”— звучали слова Громова в голове. От них было так больно, будто ножом полоснули по коже.

Я покачала головой. Нет! Невозможно! Он не мог за пару дней передумать. Не мог остыть и в момент отвыкнуть от нас. Это какая-то