– По последним донесениям, царь Митанни устроил выволочку своим придворным, и его армия уже идет к нам навстречу.

– Сколько у нас времени?

– Один день.

Я зову Маху и Джехути, и мы втроем исследуем местность, на которой лагерем стоит наше войско. На западе – просторная равнина с невысокими дюнами. На востоке – река. Митаннийская армия должна подойти с севера.

– Ваши предложения?

Военачальники высказываются – открыто, без утайки. Частично их план меня устраивает, и я принимаю решение.

– Лучников – на корабли. Пехоту размещаем за дюнами. Колесницы – по центру, широким фронтом. Подпустим митаннийцев поближе, а потом, по моему сигналу, захватим их в тиски.

Маху не согласен:

– Тебе нельзя на передовую. Твой приказ я исполню сам.

– Это не обсуждается! Противник должен видеть меня издалека.

* * *

Сведения Тьянуни подтвердились. На следующее утро, выдавшееся очень ветреным, мы услышали нарастающий шум. Над лагерем стаями полетели птицы, и скоро на горизонте показалась вражеская пехота и колесницы…

У Старика разом пересохло в горле. Столкновение будет кровавым, а исход его неясен. В это серое утро не суждено ли Египту погибнуть?

Трудно сказать, на чьей стороне численное преимущество. Ясно одно: сражаться обе стороны будут отчаянно, не на жизнь, а на смерть.

В синей короне, в кирасе, собранной из медных пластин, фараон выехал вперед, и от египетских колесничих его отделяло футов тридцать.

Луч света отразился от металла, превратив царя в источник ярчайшего света.

Это был не просто воин – от Тутмоса исходила сверхъестественная мощь. И каждый его солдат ощутил в себе ее частицу.

В рядах противника началось движение. Египетские лучники застыли в ожидании, когда враг подойдет на расстояние выстрела, чтобы затем рассеять его, остановить атаку, и тогда пехота нападет с флангов.

Старик закусил губу.

И тут глаза у него буквально полезли на лоб. Не может этого быть! Вместо того чтобы атаковать, митаннийцы дали деру. Они отступают! Бегут!

Лузи оказался в команде писцов, которые вносили драгоценные металлы в опись, а затем распределяли согласно указаниям Тройного Подбородка. Везение невероятное! Если удастся часть присвоить, он сможет подкупить таких же натурализованных сирийцев, как он сам, и создать секретный отряд из тех, кто мечтает отомстить за все обиды и дурное обращение, для кого наивысшая цель – убить Тутмоса и посеять в стране хаос.

Дело многотрудное, однако ненависть делает человека очень, очень терпеливым… Главное – не спешить, продвигаться маленькими шажками и создать крепкую группу, устраняя всех, кто будет мешать. И начать Лузи решил со своего непосредственного начальника – шестидесятилетнего Зануды, который составлял итоговый документ после каждого поступления металлов и передавал его Тройному Подбородку.

Этот был из породы неподкупных – дотошно проверял и перепроверял все накладные, а черновые варианты, начертанные на небольших обломках известняка, которые приносил ему на проверку Лузи, хранил у себя. Они поддерживали лишь служебные отношения и вели разговоры только по делу.

Однажды, перебирая золотые слитки из Нубии, сириец придумал, как убрать ненавистного начальника и, если повезет, занять его место.

Сперва взять слиток и припрятать под стопкой чистого папируса в каком-нибудь сундуке, благо в кабинете у начальства их много. Затем сохранить черновик, на котором его собственной рукой указано исходное количество слитков, и сделать еще один – уже с другими цифрами…

Прихватив с собой оба известняковых документа, Лузи попросил Тройного Подбородка его выслушать.

– Здравствуй, здравствуй! Доволен новой должностью?

– Работа мне нравится.

– И начальник тебя хвалит. Скоро получишь повышение.

Сириец, потупив глаза, замялся.

– Что-то не так?

– Ужасное дело, не знаю, как и сказать… Но я поэтому и пришел.

– Личные проблемы?

– Нет, по работе. Только лучше б мне промолчать…

– Поскандалил с кем-то в конторе?

– О нет, мы все хорошо ладим! Тут вопрос порядочности…

– Объясни доходчиво!

– Я, скорее всего, ошибся.

– Давай уж лучше я сам рассужу! Говори!

– Если бы вы только знали…

– Вот сейчас и узнаю! Рассказывай.

Дрожащей от наигранного волнения рукой сириец вынул из кармана туники два осколка известняка.

– Надо было выбросить, но если только я прав, дело серьезное… Хотя, конечно, этого быть не может.

Тройной Подбородок изучил сведения о последней поставке золотых слитков. Итоговые цифры были указаны разные. Потом он сверился с конечным, чистовым документом. Действительно, одного слитка не хватало…

– Так, из моего кабинета не выходить!

Тройной Подбородок отвел двух стражников в кабинет к Зануде, чтобы те его допросили по форме, а потом и обыскали помещение. Операция эта дала ожидаемые результаты.

К себе в контору высокий начальник вернулся со слитком.

– Поздравляю тебя, мой мальчик! Украденное вернется в казну. Виновный, конечно, все отрицает, но доказательства против него. Свои дни он закончит в тюрьме.

Лузи притворился расстроенным.

– Расхищать золото богов… Разве это мыслимо?

– Такова человеческая природа. Если не сдерживать свои инстинкты, они доведут до большой беды.

Большая беда… Тройной Подбородок знал, о чем говорит. Если бы обнаружилась пропажа хотя бы одного слитка, виновным объявили бы его и сурово наказали. Благодаря наблюдательности и честности своего молодого подчиненного из этой передряги он вышел невредимым. Ну как такого не уважить?

– Должность этого вора освободилась. Вот тебя и назначим… И смотри в оба!

* * *

Царице Меритре выпало тяжкое испытание – одиночеством. Мать умерла, царь сражается на чужбине, а придворные следят за каждым шагом, каждым вздохом – сравнивают, в чем они с Сатьей не похожи. Первый министр держится на расстоянии – вежливо, но непреклонно, и управители Дома Царицы придирчиво критикуют каждое ее предложение и указывают на ошибки, только бы подчеркнуть ее некомпетентность… А душу открыть некому. Малейший промах чреват придирками и упреками. Без поддержки фараона она располагает лишь иллюзорной властью, однако искать союзников среди враждебных, если не презирающих ее царедворцев – нет уж, увольте!

Никакой горечи по отношению к Сатье она не испытывала. Наоборот, Меритре молила душу умершей подруги помочь ей и облегчить тоску.