Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я тут суп сварила из куриных окорочков. А тебя все нет и нет. Никто ничего толком не говорит. Даже Сергей Иваныч только ухмыляется. А тут по телевизору, вдруг, тебя стали показывать по всем каналам. Я ничего не поняла. Так ты что, теперь вместо президента будешь? Нас так быстро погрузили в вертолет, как в эвакуацию, я успела собрать только кое-какую одежду для дочерей и внука. Мы клубнику собирали, я не успела взять ведерки. Так она теперь пропадет, да? Я вообще не понимаю, зачем нас сюда привезли.
Афанасьев, под градом слов жены, совсем стушевался. Буквально отдирая ее от себя, стал громко шептать:
— Аглая, что ты делаешь, горе мое?! Люди ведь кругом смотрят. Какая к черту клубника?!
— А что, люди?! — сделав круглые от недопонимания глаза, спросила супруга, тоже понизив голос до громкого шепота. — Я, что, голая тут стою что ли, или выражаюсь неприлично?!
— Да причем тут это?! — вспылил муж, не обращая уже внимания на сотни глаз, обращенных в их сторону. — Ты посмотри, что в стране творится?! Все руководство погибло! Вся страна замерла в шаге от пропасти. Да. Меня назначили Главой Высшего Военного Совета. А ты тут с окорочками…
— Но ты же с утра ничего не ел. У тебя же язва, — пробовала парировать она слова новоиспеченного диктатора и узурпатора.
— У меня уже, кажется, две язвы! — уже прошипел Афанасьев. — Я уже начинаю жалеть, что согласился на предложение привезти вас сюда. В общем, так, помолчи и слушай. Мне сейчас. Вот честное слово, не до тебя. В стране военное положение. Здесь, под ногами не мешайся. Это Штаб, а не супермаркет. Ступай в помещения, куда вас определили и ждите меня там. Буду поздно.
— А поесть? Я принесу…
— Я в буфете потом что-нибудь перехвачу. А сейчас я буду очень занят. Не мешай мне и не названивай. Все, поцелуй от меня всех, и ступай-ступай, — стал он подталкивать жену в сторону лифтов. Жена, скорчив на лице обиженную мину, в этот раз спорить не стала, а повернулась и неуверенно зашагала в сторону, куда ее подталкивал супруг. Оторвав от себя существо противоположного пола он слегка вздохнул облегченно и повернувшись к застывшим в ожидании приказам генералам сказал громко:
— Всех постоянных членов Военной Коллегии в расширенном составе, командующих видами и родами войск, а также наших друзей из разведывательных и специальных структур, прошу подняться в зал совещаний для формирования Высшего Военного Совета Российской Федерации, определения его круга задач и формирования исполнительных органов. Прочих, не занятых в работе Военной Коллегии генералов, прошу продолжать заниматься возложенными на них обязанностями.
С этими словами он развернулся и тоже пошагал к лифту, но на полдороге остановился, будто что-то вспомнив и обернувшись поманил к себе взмахом руки Костюченкова, Барышева и Тучкова, которые как «сиамские близнецы» не отходили друг от друга, все время о чем-то переговариваясь. Те немедленно подошли к нему.
— Я тут для вас сюрпризец привез. Вон, в кунге дожидается.
— Кто?! — хором спросили те.
— А вы как думаете?! — криво улыбнулся им Афанасьев, но не стал долго мучить загадками, а потому сразу ответил. — Святая троица — Ведмедев, Матвейчева и Володихин. У самого входа в телецентр перехватил. Они, видишь, тоже пришли объявить свою власть, но у нас пистолеты оказались длиннее, чем их языки.
— Вы их застрелили? — ахнул Барышев, привыкший проворачивать свои дела не таким открытым способом.
— Зачем?! — удивился Афанасьев. — Просто побили малость.
— Ух, ты! Вот здорово! — не удержался от восхищения Костюченков.
— Так что, вы их быстрее определяйте, куда надо, с вашей точки зрения, и присоединяйтесь к остальным генералам.
С этими словами он опять развернулся и направился к расположенным в ряд нескольким лифтам. Небольшая струйка «широколампасных» генералов потянулась вслед за ним, остальные начали покидать холл — кто-то, возвращаясь, домой, кто-то в свои ведомства, несмотря на воскресный день. Стоя в тесной кабинке лифта, куда они вошли втроем с Михайловым и Завьяловым, он обратился к последнему:
— Павел Геннадьевич, пока генералы рассаживаются, у нас с вами есть несколько минут, давайте пройдем в соседний кабинет и я позвоню по поводу вашей поклажи.
Каптри кивнул и полез свободной рукой в нагрудный карман, где у него была записная книжка с нужными телефонами. Выйдя из кабинки лифта, они вдвоем направились в маленькую комнату, соседствующую с залом для совещаний. Михайлов с ними не пошел, оставшись у дверей, в качестве последнего рубежа охраны. В комнате, оборудованной под мини-АТС, дежурил, сменивший давешнего подполковника, молодой и долговязый капитан, вытянувшийся по струнке при их появлении. Кивнув на приветствие младшего по званию, Верховный обернулся к Завьялову:
— Ну-тес, кому там надо звонить?
— Вот, — протянул тот генералу блокнот, — первый сверху номер это личный телефон директора НИИАА — академика Игнатия Олеговича Шерстобитова. — Товарищ Верховный, вы уж с ним поласковей, а то он уже старенький.
— Сколько старинушке брякнуло?
— Семьдесят девять, если не ошибаюсь.
— Капитан, — обратился Афанасьев уже к телефонисту, протягивая, в свою очередь, блокнот, — соедините-ка меня с абонентом, указанном в самом верху списка.
Тот кинул, казалось бы, мимолетный взгляд на страничку, тут же принялся набирать нужный номер. Дождавшись гудков дозвона. Протянул трубку генералу. Ждать пришлось недолго. На том конце взяли трубку и глуховатый, но от того не менее мощный голос пророкотал:
— Внимательно слушаю, — раздался голос отнюдь не немощного старца.
— Игнатий Олегович?
— Так и есть, — лаконично ответил тот.
— Это вас беспокоит Афанасьев Валерий Васильевич — начальник Генштаба, — по старой привычке представился Верховный.
— Ну, положим уже не начальник Генштаба, а что-то вроде президента, — ухмыльнулся академик, явно пребывая в курсе последних событий.
— Да. Так получилось, — слегка виноватым голосом ответил генерал.
— Я, признаться, уже часа четыре жду звонка от вас, а вы все не звоните, — сурово посетовал Шерстобитов. — Это ведь не шутки. Это жизнь всей планеты, между прочим.
— Простите, — пролепетал Афанасьев, подавленный мощью собеседника, — замотался, видите ли. Столько всего навалилось.
— Ладно. Чего уж