Уильям снова вздохнул.

– И еще я не потерплю твоего проклятого французского языка, – в отчаянии заявил он, отстраняясь от нее.

Антония снова прижалась к нему.

– Буду говорить только по-английски, – прошептала она. – Теперь ты доволен?

– Я был бы еще больше доволен, если бы ты перестала все время со мной соглашаться, – проворчал Уильям, теряя терпение. – Я говорю серьезно, понимаешь?

– Я такая, какой ты хочешь меня видеть. – Антония еще крепче к нему прижалась.

Уильям вскочил с дивана и воскликнул:

– Черт побери, может, ты считаешь меня идиотом?!

Антония тоже поднялась.

– Дорогой, пожалуйста, не сердись, – проговорила она с улыбкой. – Я же согласилась со всем, что ты сказал.

– Но почему?!

– А почему ты требовал этого?

Уильям нахмурился:

– Видишь ли, этот проклятый Джек сказал, что я не смогу втянуть тебя в спор. Сказал, что ты показываешь мне фальшивое хорошенькое личико, а я сказал, что он сумасшедший. Но ты весь вечер соглашалась со мной во всем, что я говорил. – Он развел руками. – Боже мой, Антония, я просил тебя не говорить по-французски, а ты и глазом не моргнула!

Антония внезапно нахмурилась, но тут же снова засияла улыбкой:

– О, Уильям, я думала, что тебя беспокоит, подходим ли мы друг другу, и я пыталась успокоить тебя. – Она обняла его и увлекла к двери. – Я знала, что ты никогда всерьез не запретишь мне говорить по-французски, mon amour.

Уильям улыбнулся.

– Слава Богу, – пробормотал он. Да, Джек ошибался. Для человека, заявлявшего, что он знает женщин, Дансбери иногда очень плохо в них разбирался.

– Ну а теперь пойдем со мной туда, где мы можем попросить прощения друг у друга, – прошептала Антония, открывая дверь.

Тут Антония повернулась к Уильяму спиной, и тотчас же лицо ее исказилось злобной гримасой. Да, было совершенно ясно: Джек Фаради охладел к ней и теперь пытался произвести впечатление на свою Снежную королеву, настроив ее брата против «злобной Антонии». Но маркизу Дансбери не нужны пять тысяч годового дохода, а ей, Антонии, нужны. И он не остановит ее. Она знала то, что могло доставить надменному маркизу очень большие неприятности. Антония улыбнулась. Пять тысяч в год!

Фис с мрачным видом наблюдал за хозяином, беспокойно расхаживавшим по комнате.

– Не могли бы вы высказаться яснее, милорд?

Джек остановился и пристально посмотрел на дворецкого. Затем опять принялся расхаживать по комнате. Почти всю ночь он не смыкал глаз: все пытался найти способ спасти свою шею и накинуть петлю на шею Дольфа. Что же касается Лилит… Хотя она сказала, что любит его – ее слова все еще звучали у него в ушах, – он по-прежнему не знал, как завоевать ее, как сделать Лилит своей.

– Не знаю, как высказаться яснее, Фис. Что тебе известно о слугах Дольфа Ремдейла?

Тут дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Мартин.

Повернувшись к камердинеру, Джек проворчал:

– Тебе давно уж пора присоединиться к нам.

Фис с Мартином переглянулись.

– Поймите, милорд, – проговорил дворецкий, явно пытаясь успокоить маркиза, – каковы хозяева, таковы и слуги. Вы не общаетесь с его светлостью, и мы не общаемся с его слугами. Но если вы скажете, что именно хотите узнать, то, возмож…

– Если бы я знал, что именно хочу узнать, я бы это уже знал! – перебил Джек. – Не могу поверить, что вы оба, собирая все сплетни, ничего не слышали!

– И никто ничего не слышал о том, что происходит в этом доме, – с невозмутимым видом заметил Мартин. – Впрочем, кое-что я мог бы вам сообщить, – продолжал камердинер. – Несколько месяцев назад прошел слух, что у мистера Ремдейла – тогда он еще не был герцогом, конечно, – одна из горничных упала с лестницы и сломала руку.

– Но это просто несчастный случай, – заметил Джек. – Причем не такой уж необычный.

– Так вот, он отослал девушку в одно из имений дядюшки. Вернее, ее отослал старый Уэнфорд.

В этой истории явно чего-то не хватало, и Джек догадывался, чего именно.

– А как назвали ребенка?

Мартин усмехнулся:

– Этого я не знаю.

– И еще… – вмешался Фис. – Теперь я вспомнил, что одна моя родственница три года назад поступила туда в услужение, а через две недели отказалась от места.

– Почему же?

Дворецкий пожал плечами:

– Она сказала, что боялась Дольфа Ремдейла. Сказала, что у нескольких девушек видела синяки.

Джек невольно сжал кулаки.

– Ты хочешь сказать, что он бьет и совращает своих служанок? – И этот мерзавец намеревается заполучить его Лилит!

Мартин кивнул:

– Похоже, что так, милорд.

– Ты мог бы вспомнить об этом пораньше, – проворчал Джек.

Дворецкий снова пожал плечами:

– Я же просил, чтобы вы выражались яснее, милорд.

– Если бы ты обращал внимание на то, что происходит среди слуг в этом доме, ты бы понял, о чем тебя спрашивали, – с сознанием собственного превосходства заметил Мартин.

Дворецкий поджал губы, однако промолчал.

Маркиз снова прошелся по комнате, потом спросил:

– Так что же вы об этом думаете? Чего добивается Дольф?

Мгновенно оба стали серьезными.

– Этот мерзавец хочет, чтобы вас повесили, милорд, можно не сомневаться! – прорычал Фис.

– Никто и не сомневается. – Джек усмехнулся. – Однако давайте позаботимся, чтобы этого не случилось. Согласны?

Дворецкий ухмыльнулся:

– Мы могли бы избавиться от него, милорд.

Маркиз покачал головой:

– Я уже думал об этом. Как бы осторожно мы ни действовали, все равно будут обвинять меня. – Он вздохнул. – Нет, на сей раз придется действовать в рамках закона.

– Чертовски жаль, – проворчал Фис.

Джек молча направился к двери. Обернувшись, сказал:

– Фис, ты со мной. Мартин, кажется, ты сможешь узнать, что происходит в доме Ремдейла. Узнай как можно больше.

Мартин вытянулся по стойке «смирно» И отсалютовал:

– Слушаюсь, майор.

Приехав вместе с дворецким в «Уайтс», маркиз немного удивился – оказывается, там еще не побывала полиция. Его личные запасы портвейна оставались в погребе, и, по словам слуг, их никто не трогал. Очевидно, одних слухов было недостаточно, чтобы привлечь внимание Боу-стрит к титулованному джентльмену. Пока еще, во всяком случае. Джек отправил Фиса проследить за клубным погребом, а сам поехал за Ричардом.