операции, но капитан рассчитывал управиться быстрее. Для спецназовцев всё было как обычно, новым оказался только командир группы — лейтенант Васильев.

За тот полёт Ерёме всыпали по первое число. Его вызывали к командиру авиаотряда, потаскали по другим службам — и везде он писал унизительные объяснительные, в которых под диктовку чуть не слёзно клялся впредь не нарушать инструкции.

«Что теперь после драки кулаками размахивать, — сидя за штурвалом вертолёта думал Ерёма, — дело сделано, горю не поможешь, но на этом жизнь не кончается».

Какое-то странное чувство он испытывал к этим молодым людям. Ерёма их не ругал, не проклинал, скорее всего, он их жалел, а может, даже чуть-чуть и уважал. В этом он до конца ещё не определился, хотя сейчас был больше склонен к жалости.

На своём веку командир вертолёта повидал немало и считал, что хорошо разбирается в людях. Будь то сослуживцы по работе или просто случайные люди, как эта молодёжь, — всегда он был на высоте. В свой работе Ерёма в первую очередь руководствовался служебными инструкциями. Из-за этого у него нередко возникали конфликты, однако он их не боялся и даже считал, что при этом быстрее раскрывается человеческая сущность — её нутро, в других обстоятельствах недоступное посторонним. До сих пор Ерёма не ошибался в людях, а тут… как будто чёрт его попутал. Больше всего его угнетало то, что из примерного командира вертолёта его сделали нарушителем всех мыслимых и немыслимых правил полётов, он стал козлом отпущения. Все сразу забыли обо всём хорошем, что сделал Ерёма: точно не было у него никаких заслуг и никогда не ставили его в пример молодёжи.

«Ну и хрен с ними. Потом разберемся, а в этих ребятах я всё-таки не мог ошибиться. Никакие они не беглые преступники, а нормальные молодые люди. Возможно, у них, и правда, есть какие-то проблемы с законом, но они же не бандиты, чтобы за ними гоняться по тайге на вертолёте. Эти менты вечно чего-нибудь намудрят: они всех преступниками считают, а это ещё надо доказать. До презумпции невиновности мы пока явно не дожили, и с такими капитанами, как этот карьерист, нам долго ждать придётся. Надо же, из кожи вон лезет, лишь бы их поймать!» — Ерёма привычно вёл вертолёт, а его мысли были далеко за бортом.

В кабину заглянул Синицын. Его Ерёма знал давно. Не раз он забрасывал Синицына в тайгу, потом они вместе однажды рыбачили и даже когда-то сидели в одной тесной компании.

— Валерий Иванович, сейчас летим вниз по Уйгуру, — закричал геолог. — Вот за той горой каньон резко сужается, очень опасное место, поэтому тебе лучше набрать высоту. В устье третьего правого безымянного притока садимся. Там должна быть баня — Коротков тебе сейчас покажет.

Возле бани никого не было. Она представляла собой удручающее зрелище. Крыша провалилась и вместе с потолочным перекрытием упала внутрь. Оттуда торчали полусгнившие стропила и доски, почти наполовину засыпанные песком, упавшим с перекрытия. «Всё тут лежало так же, — подумал Коротков, — как двадцать с лишним лет назад». На удивление всем, в предбаннике он вытащил из-под скамейки топор и двуручную пилу. Они изрядно заржавели, но на топоре, который передали Максимову, тот свободно разобрал надпись «Труд вача, 1933 г.».

— Товарищ капитан, докладываю, — по-военному, приложив руку к виску, начал Коротков, — никто в последние двадцать три года сюда не заходил. Всё имущество в полной сохранности. Инструмент от времени побило ржавчиной, но он пригоден для дальнейшей эксплуатации.

— Вольно.

— Я вообще-то Ивану показал эту точку, — сменив весёлый настрой на деловой лад, сказал Коротков Максимову. — Это тот молодой человек, который интересовался этой площадью. Вы знаете, о ком я говорю?

Максимов молча кивнул.

— Он её вынес на свою карту и теперь знает, где эта баня стоит.

На месте высадки «биологов» спецназовцы прочесали всю местность. Они вдоль и поперёк исходили долину, поднялись даже на гору и зашли в один небольшой ключ. Вокруг горы и девственно чистая тайга, но никаких следов людей. Возможно, их подвели прошедшие дожди, а может, просто недосмотрели. Такого хода событий Максимов не ожидал и, чтобы как-то определиться, решил ещё покружить над этим квадратом. В верховье Уйгура им повезло: Ерёма увидел вырубленный кустарник. Засохшие ветки тальника валялись прямо на камнях.

Кучи каменистой породы образовали длинные валы, тянувшиеся по дну долины вдоль левого берега. Возможно, во время паводков их не раз затапливало, но не смыло. Валы заросли травой и кустарником. Слагавшая их порода внешне ничем не отличалась от каменистых отложений реки. Максимов сразу определил, что в этих кучах недавно ковырялись, и, точно в подтверждение, нашёл в стороне ржавое кайло. На саму породу он даже не обратил внимания, а Синицына она сразу заинтересовала. Он прошёл вдоль валов, поковырял молотком.

— Виктор, посмотри, — показал ему Синицын, — это же явно не аллювий: камушки совсем не окатаны, хотя глинистой фракции маловато. У меня такое впечатление, что её сюда принесли.

Коротков тоже стал стучать молотком, песок и мелкие камушки полетели в разные стороны.

— По-моему, это отвалы промытой породы. Иван Васильевич, это же эфеля, — разгребая руками породу, возбуждённо сказал он. — Смотрите, они даже по цвету отличаются от русловых отложений. Эта порода до сих пор рыжего цвета. Согласен, её откуда-то принесли. Но откуда?

Синицын кивнул на склон, где виднелись большие камни.

— Вон оттуда. Видишь?

Весь склон был изрыт и напоминал лунный пейзаж. Среди этого хаоса они увидели длинные канавы, тянувшиеся вдоль реки. Кое-где они оплыли и оказались почти затянутыми. На дне рос кустарник и хилые лиственницы, зеленела трава. Борта канав были заложены большими камнями, которые вытащили при проходке. Здесь встречались целые развалы молочно-белого кварца. Прямо из канавы Синицын набрал породы и промыл её в ручье. В лотке заблестело золото. Золотой песок покрывал всё дно и, когда Синицын потряхивал лотком, медленно сползал в канавку. Среди мелочи попадались и довольно крупные лепешки. В лупу геологи увидели, что все золотины неправильной формы и часто со штриховатой поверхностью.

— Здесь очень приличное содержание, — держал в одной руке лоток Синицын. — Сколько, я на глаз определить не могу, но больше чем уверен — содержание будет промышленным.

Максимов не верил своим глазам. Просто так, почти играючи, эти люди нашли тут золото. Всего-навсего в каком-то деревянном корыте промыли породу и — вот результат налицо.

— Так что, вся эта порода, которая лежит на этом склоне, и есть та самая золотая руда? Значит, это её промывали в ручье? — показывая на склон, спросил он Синицына.

— Она самая