трактире вы её нашли, тем не менее они требуют аннулировать брак вашей сестры с графом Маленом, и конечно, ваш старинный приятель, епископ вильбургский, всеми силами поддерживает эту идею. Пока графиня была при дворе и в силах, это дело никто озвучивать не решался, но сейчас, после её отбытия от двора, злопыхатели снова ворошат тлеющие угли. Раздувают, так сказать…

— Раздувают, значит? — и что же мог на это ответствовать генерал? Ему и воздуха не хватало, когда он всё это слушал, а как только снова стал дышать после спазма в груди, так и сказал с презрением: — Чёрные люди, клеветники, подлецы, семейка отравителей.

— Да, — вдруг согласился фон Виттернауф. — Да… Под каждым вашим словом подпишусь, но писем-наветов на вас и вашу сестру у обер-прокурора уже десяток лежит. Я их сам видел. А ещё пишут, что вы не рыцарь, ибо достоинство рыцарское вы себе присвоили.

— Да? Так пусть съездят в Ланн, там в кафедрале есть книга записи честных людей, пусть проверят.

— Ездили, ездили… — усмехается фон Виттернауф, — граф Вильбург посылал человека.

— И что? — злорадно интересуется генерал.

— Вы в той книге записаны, и вас в Ланне знают уважаемые люди. И знают вашу племянницу, набожную и благочестивую девицу.

«Набожную и благочестивую?», — после этих слов генерал только покосился на министра. А тот, и не заметив этого взгляда, продолжал:

— Клеветники были посрамлены, — и тут он останавливается и становится серьёзным снова. — Но… Всё равно вам лучше не злить герцога. Он знает про эти слухи, но пока на просьбы обер-прокурора отвечает пренебрежительно. Хотя тот очень хочет дать расследованию ход.

— Мне нечего бояться, — с подчёркнутым безразличием отвечает гостю генерал. — Пусть расследуют. Пусть ищут.

Но это его безразличие на фон Виттернауфа впечатления не произвело, кажется, он знал больше, чем о том говорил; он лишь поглядел на Волкова и продолжил:

— Я ехал к вам, а навстречу мне телеги, телеги… Бесконечная вереница… А другие телеги мне приходилось всё время обгонять, и все с товарами… Говорят, раньше тут был медвежий угол.

— Кабаний угол, — поправил его владетель Эшбахта. — Тут было… уж и не помню… по-моему, пятнадцать жалких хибар с голодными крестьянами, всё остальное поросло барбарисом и шиповником, где и плодились кабаны.

— Вы поставили таможню у себя на реке… — продолжал министр. — Я смотрел отчёты по сборам… Совсем неплохо… Конечно, Эшбахт даёт намного меньше таможенных сборов, чем Хоккенхайм, но тем не менее, сборы есть, и они постоянные. Герцог это отмечает… Да и ваши доходы здесь немалые… Сколько у вас мужичков?

— Крепостных около тысячи, вольных не знаю, — нехотя отвечает генерал.

— О-хо-хо! — восклицает гость, на его лице удивление и поднятые брови. — Больше тысячи… Остаётся только завидовать вам. У графа Вильбурга, насколько я знаю, тысяча крепостных. Вы живёте не хуже графа какого-нибудь. И земли у вас очень много, ваш удел просто огромен.

— Я живу в предгорьях. Три четверти моего удела — это камни и жёлтые глиняные холмы, на которых ничего не родится, — заметил хозяин Эшбахта.

На что гость лишь махнул рукой: ах, оставьте.

— Куда ни кинь взгляд, так там либо поля ржи или ячменя, либо жердины под хмель, либо пастбища со скотом. А ещё говорят, что замок, который вы достраиваете, будет самым современным из тех, что только есть у нас в земле. Вы тут очень хорошо устроились, дорогой барон.

— Не устроился, а устроил, — поправил его Волков.

— Это неважно… — министр посмотрел на хозяина пристально. — Друг мой, вы давно уже должны были убедиться, что Его Высочество, вовсе не глупы. — он сделал паузу. — Ему безразлично, доводится ли графиня фон Мален вам сестрой или не доводится, он не собирается идти на поводу у своих родственников, которых называет часто жадной сворой или и вовсе бандой попрошаек, но сейчас вы не в том положении, чтобы отказывать принцу. Слишком много у вас недоброжелателей, чтобы не искать его покровительства. Не дожидайтесь ярости сеньора и расследования насчёт вашей сестры.

Волков невесело усмехнулся и спросил:

— А если моя сестра окажется и вправду моей сестрой?

— Если своими отказами вы доведёте герцога до ярости, это уже не будет иметь никакого значения, — отвечал барон фон Виттернауф.

Генерал глядел на него внимательно; теперь он точно не считал министра своим другом. Да и возможны ли были вообще друзья при дворе, где все до единого ищут только расположения сюзерена? Нет, при дворе друзей не бывает, там могут быть только союзники. И теперь генерал это знал наверняка.

«Надо быстрее достраивать замок», — подумал Волков, а вслух произнёс:

— Кажется, обстоятельства не оставляют мне выбора.

— Они таковы, что выбора нет ни у кого из нас, — пытался сгладить неприятную ситуацию министр. — Чтобы вы знали, друг мой, я всеми силами пытался отказаться от этой поездки к вам, но герцог был непреклонен, он был уверен, что только я смогу уговорить вас взяться за это дело.

— Ну что ж… Вы можете отчитаться, что ваша миссия удалась. Я попробую спасти маркграфиню.

Тут фон Виттернауф достал из своего кошеля маленький кусочек желтоватой бумаги и положил её перед генералом.

— У него лавка на Льняной улице в Швацце, торгует он стеклом, человек он надёжный и умный. Скажете, что от меня. Он в курсе всех событий, что происходят в Винцлау. Он поможет вам. Но отношения с ним прошу вас держать в тайне.

— Ну разумеется, — произнёс генерал, взял бумажку и прочитал:

«Виторио Червезе».

* * *

Волков очень не хотел, чтобы министр воспользовался его гостеприимством. А у гостя хватило ума не искать его, он встал.

— Что ж… Поеду; чем быстрее доеду, тем быстрее смогу порадовать герцога вашим согласием и ускорить дело с вашими пушками.

«До темноты до Малена, дорогой друг, вы уже не успеете, — со злорадством думал генерал, — и ворота вам горожане не откроют, так что придётся вам ночевать где-нибудь в трактире с клопами».

Они попрощались, и барон укатил, а Волков вернулся в гостиную и уселся на своё место. Выпил пару глотков вина, и тут в зале появилась его супруга, была она удивлена, а может быть, и огорчена.

— А барон, что, отъехал?

— У него дела при