Дверь открылась без скрипа. Пуста, а на лавках оружие.Владимир вздохнул, выплюнул коричневый сгусток крови. Там не только меч Олафа,но и боевые топоры, два меча, акинак, три щита, лук и колчаны со стрелами…

– Я знаю, где корчма, – сказал Олаф люто. –Пойдем и убьем их всех!

– А сколько их там?

Олаф оскорбился:

– Зато нас – двое!

Владимир покачал головой, но в шее кольнуло болью, а левыйглаз раздражающе заплыл так, что смотрел как печенег в узкую щелочку. В ушахзвенели невидимые комары. Неожиданно, усталость виной, махнул рукой:

– Пойдем. К черту так вот цепляться за жизнь…

Из дома выскользнули задворками, огородами перебежали,пригибаясь и прячась за яблонями и кустами малинника, к корчме. Олаф, лязгаязубами от предвкушения жестокого боя, когда смоет кровью позор плена, вскочилна крыльцо, длинный меч уже блеснул, как оскаленные зубы. Владимир не сталоглядываться, теперь уже скрываться нечего, все равно сейчас услышат, ухватилсяза перила, поспешил, хромая, следом.

Угрюмый корчмарь сам подавал киевским дружинникам на столыхмельной мед, пиво, окорока, жареное мясо, сыр. Единственный работник свалилсяот усталости, а у печи теперь хлопотала жена хозяина. Была еще и дочка, но тукорчмарь прятал у родни в соседней веси: не ровен час, загулявшие дружинникисгвалтуют девку, потешат плоть, а им слова не скажешь – княжеские люди!

Их было восьмеро, крепких и могучих мужей, с широкимиплечами и суровыми лицами. Пили мрачно, почти не разговаривали. Все сказанобыло вечером, когда вернулись без проклятого ублюдка, бастарда, байстрюка! Ауже был в руках. Сразу бы убить, но вот тебе и продлили сладостный миг победы,поглумились над ворогом. Их послали из Киева две дюжины, лучших из лучших, таквеликий князь и сказал им, а теперь всего восьмеро… А сколько останется завтра?Этот волчонок живуч, кто думал, что в нем столько живучести, когда все,казалось, для него было потеряно…

Один из дружинников, Пивень, пробормотал в глиняную кружку:

– Я бы не шелохнулся.

– Что? – переспросил другой, Выворотень, в самомделе похожий на выворотень могучего дуба, широкий и раскорятистый.

– Если бы меня вот так… Поймали полуживого, избили до потерипаморок, а потом бросили поперек седла. Это не человек!

– А кто, вовкулак?

– Ты не шуткуй. Он же не простого рода. С одной стороны– неистовый Святослав, а с другой – неведомая ведьма. Явилась ниоткуда,неизвестно куда и делась.

На другом конце стола стало тихо. Пивень ощутил на себенастороженные взгляды. Суровые лица, обветренные, как придорожные камни, почтине изменились с того дня, как пошли по следу байстрюка, разве что чуть запалищеки да появились морщинки усталости у рта, но Пивень видел в запавших глазахтоску и скрываемую тревогу. Они были лучшими, сами знали, а шли всего лишь последу двух беглецов. Но вышло на охоту две дюжины, а осталось восьмеро. Еще сними девятым Варяжко, что один стоит десятка воинов, но все-таки…

– Ладно, – прервал третий дружинник. Он был наполголовы выше других, но долговязым не казался: в плечах таков, что приходитсяв дверях разворачиваться боком, а длинные руки достают пиво на любом концестола. – С нами Варяжко, а еще не родился человек, чтобы мог с ним схлестнутьсяи уцелеть.

– Да, – согласился Пивень нехотя, – сильнееВаряжко нет на Руси человека. Но ежели он не захочет сражаться с Варяжко?

Снова повисло тягостное молчание. Потом в сенях послышалсятопот. Дверь вздрогнула и вместо того, чтобы со стуком удариться о стену,рухнула с таким грохотом, что с балок посыпались лохмотья сажи. В дверномпроеме возник обнаженный до пояса человек. В обеих руках были мечи: в правой –длинный двуручный, в левой – скифский акинак.

Лишь краткое мгновение он смотрел налитыми кровью глазами напирующих. Запекшаяся кровь пламенела на скуле, под глазами синели кровоподтеки,а на груди осталась короста от ожогов. Он обнажил зубы в хищном оскале, идружинники, похолодев, увидели, как из уголка дергающегося рта побежала желтая,как у коня, пена.

– Один! – крикнул он страшным голосом. –Прими это мясо!

Никто не успел шелохнуться, от страха как приморозило к полуи столу, а он прыгнул прямо с порога немыслимо далеко. Мечи словно исчезли изего рук, только засверкало нечто серебристое, похожее на паволоку, да жуткоевжиканье в воздухе слилось в сплошной свист.

Двое сразу уронили на столешницу разрубленные головы. Викингревел и рубил, дружинники вскочили и стали отбиваться, никто не пытался дажесделать выпад, а тут в проеме на миг показался другой, страшно сверкнулглазами, в них была смерть, и тоже бросился в сечу, хромая и выкрикивая что-тосквозь зубы.

Корчмарь попятился, его спина вжалась в бревна. Лязг железаи крики раненых наполнили помещение. Уцелевшие перевернули столы и пробовалиотбиваться, но викинг легко запрыгнул наверх, рубил оттуда, а черный бастарддвумя точными толчками достал концом меча, как копьем, двоих, и те выронилитопоры.

– Руби! – рычал Олаф. – Кровь!..

– Получите, – сказал Владимир с ненавистью. Онрубил люто, все тело занемело, и даже если сейчас получал раны, то нечувствовал, а сила взялась ниоткуда, и он щедро выплескивал в быстрых ударахмеча. – Вы пришли… за головами… так подставляйте же и свои…

Внезапно он услышал хриплое дыхание. Ноги скользили по липкойкрови, воздух был спертым, чадным. Он вытер лоб тыльной стороной руки, меч невыпустил, и понял, что слышит свое дыхание. Под столом шевельнулось, он с силойткнул мечом во что-то мягкое, и оттуда донесся короткий всхлип.

Все столы были перевернуты, кровь забрызгала даже стены, наполу разбросали руки люди в кольчугах, кожаных латах со стальными пластинами.Кровь хлестала, как из забитых на бойне быков.

Олаф сидел на полу, прислонившись к стене. Лицо было бледно,с правой стороны от уха текла густая кровь, пузырилась. Шея и плечо были вкрови, как и вся грудь. Владимир в два широких шага оказался рядом, ухватилголову друга в обе ладони. Тот взглянул ему в глаза, и Владимир ощутил озноб:даже у Олафа не видел раньше таких ярко-синих глаз, с которыми не сравнитсясамое яркое небо.

Викинг прошептал, как умирающий селезень:

– Не торопился, змей…

– Разве я был нужен? – удивился Владимир. –Появись раньше, я бы испортил тебе все удовольствие.

– А сейчас?

– Я тебе нужен, только чтобы перекинутьсясловцом, – продолжил Владимир. Он чувствовал, как грудь викингараздувается. Тот все еще осторожно ощупывал голову, но постаныватьперестал. – Встать сможешь?

Олаф оперся на его плечо, поморщился, медленно поднялся наноги:

– Кто-то шарахнул булавой… Сволочь, прямо в ухо.