Вспышка была куда ярче, чем от гранат. Красно-черный шар взвился над грузовиком. Ковш оторвало, гетманов разбросало, а передок кабины смяло гармошкой вместе с находящимися внутри.

На этом атака захлебнулась – дымящийся грузовик так и встал под воротами, перекрыв брешь, пробитую автотараном, оставшиеся в живых гетманы отступили. Вспышки на стене стали реже, а после вообще исчезли – защитники берегли патроны.

– Все, – объявил Чак, усаживаясь на сиденье. – Дальше я не лечу.

Пощелкав кнопками на панели, он выключил двигатель и ударил кулаком по боковому рычагу. Под рубкой задребезжала лебедка – на землю упал второй обрубок рельса, и вскоре термоплан завис над границей трущоб. Отсюда до состоящей из людей и машин линии оцепления было недалеко.

– Поворачиваю – и назад, а то подстрелят. Что решил? – Чак с любопытством смотрел на меня.

– Где лестница, которую ты мне бросил у водопада?

– В ящике возле баков.

– Ладно.

Я прошел в салон, достал лестницу и прицепил к приваренным под дверью крюкам, раздвинув створки, бросил наружу. Чак стоял рядом, уперев руки в бока. Я заглянул на корму – Инка тихо сопела, лежа на спине и свесив руку с койки. Лучше ее не будить, а то полезет за мной спасать своего деда.

– Присмотри за девчонкой, что ли, – сказал я, вернувшись к двери. – Непонятно, как со мной обернется, да и с Орестом…

– Это еще кто за кем присматривать будет, – проворчал карлик.

Я снял ремень с револьвером, положил на пол и сел, свесив наружу ноги. До земли было не так уж далеко.

– А ты и впрямь туда собрался? – спросил Чак. – Я все ждал, что раздумаешь.

Перевернувшись, я улегся животом на край проема.

– Нет другого выхода. Ну или я его не вижу.

– Лонгин тебя ненавидит. Он же до сих пор уверен, что ты и есть управила херсонский. Пришьет не задумываясь.

– Посмотрим.

– И смотреть не на что. Вернее, не успеешь ты никуда посмотреть.

Лестница закачалась, когда я встал на нее. Карлик подошел к проему, протянув руку.

– Ладно, бывай, человече. Чую я, больше мы с тобой не увидимся.

Я пожал маленькую ладонь, но не отпустил, когда Чак захотел отойти, притянул его к себе и сказал, глядя в прозрачные светло-зеленые глаза:

– Чак, машину надо завалить. Я помню, ты хочешь солнечные батареи сделать, кремний для этого нужен, – но не будет у тебя времени в машине ковыряться. Как-нибудь потом кремний свой найдешь. Устрой там такой обвал, чтоб ее камнями на самое дно расселины сбило, расплющило всю и до нее никто добраться не мог. Нельзя, когда у всех ножи, давать одному пулемет. Понимаешь?

– Да ладно, понимаю! – он выдернул руку. – Давай, лезь уже, смертничек. Завалю твою машину, не боись. Ты, правда, про это уже не узнаешь, но ежели обещал сделать – сделаю.

– И еще, постарайся как-нибудь, чтобы Орест выжил. Они с Инкой дальше в племени могут жить, Хан их примет, или с тобой на «Каботажнике» летать…

– Да мне-то они зачем тут нужны? Хотя малая эта хорошо в технике рубит.

– Я не знаю зачем, но…

Он помотал головой.

– Нет, Альбинос или как там тебя, насчет старика ничего не обещаю. Он у татуированной с омеговцами, ну и что я тут могу поделать? Машину завалю, ежели возможность будет, за малой присмотрю, а старик… Ну все, короче, иди, я сказал. Мне лететь пора, вон опять стреляют там.

* * *

Выстрелы вскоре прекратились. Я шел посреди земляной дороги мимо сгоревших развалюх. Несколько попавшихся на пути гетманов с легким удивлением поглядели на меня, но остановить не пытались: мало ли для чего одинокому бродяге из крымских равнин понадобилось входить в расположение войска… вдруг это гонец воеводы возвращается?

Показалась большая земляная площадка с обложенной голышами скважиной, за которой постройки из труб, жердей, одеял и гнилых досок сменялись глиняными мазанками. Часть их гетманы развалили своей техникой, другие остались целыми.

На площади в ряд стояли грузовики, которые я видел в ущелье, под их прикрытием, чтобы не дострелили со стены Херсон-Града, – палатки. Горели костры. От большого чана над огнем шел запах мясной похлебки, рядом на длинном столе два гетмана в фартуках что-то резали, ловко орудуя тесаками. Чуть в стороне от них на столбе висела наполовину разделанная туша свиньи.

Увидев среди машин одну, похожую на вездеход из каравана Миры, только с колесами вместо гусениц, я направился к ней. Над машиной торчала длинная антенна, закрепленная тросами, сзади, перед ведущей в кузов лесенкой, стояли два охранника с саблями и берданками.

Когда я ступил на площадь, несколько голов повернулись в мою сторону. Миновав несколько трехколесных мотоциклеток с квадратными решетками на возвышениях в задней части, я направился к машине с антенной, ни на кого не обращая внимания.

– Эй, ты… – неуверенно позвал кто-то.

Один из поваров у чана поднял голову и замер с окровавленным тесаком в руке. Из большой палатки, откуда доносились стоны раненых, откинув полог, вышел человек в светлых шароварах и шапочке, с обнаженным торсом, забрызганным кровью. Вытирая руки полотенцем, он уставился на меня.

– Стой! – донеслось справа, а потом передо мной вырос старшина Гордей.

– Ты?! – он замолчал, разинув рот.

– Мне надо поговорить с воеводой, – сказал я. – Он здесь?

На старшине были не красные, а черные шаровары и такой же чекмень. Тюрбан он размотал и превратил в широкий кушак, который несколько раз обернул вокруг пояса. С лысой головы свешивался длинный рыжеватый чуб. Оружия у Гордея не было.

– Ты, – повторил он. – Альбинос…

– Проведи меня к Лонгину. Он в той машине?

– Воевода? – Гордей неуверенно оглянулся. – Да, там, но… Зачем тебе к нему?

– Хочу кое-что рассказать. Гордей, очнись! – я хлопнул старшину по плечу. Он вздрогнул и схватил меня за руку. – Слушай, я знаю кое-что очень важное. Мне надо сказать это Лонгину. Проведи меня к нему, слышишь? Смотри, я не вооружен.

Высвободив запястье из его пальцев, я показал пустые ладони, потом медленно повернулся.

– Нет оружия, видишь? А с Лонгиным мне надо поговорить прямо сейчас, потом поздно будет. Ну!

Гордей наконец опомнился.

– Поговорить… Так, подожди. – Он повернулся к командной машине.

Гетманы, увидев, что старшина занялся пришлым бродягой, потеряли ко мне интерес. Со стороны городских ворот донесся одинокий выстрел, эхо несколько раз повторило его и стихло.

– А что ты хочешь ему сказать, Альбинос? – спросил старшина через плечо. – Лонгин тебя… Ну, ты, может, и не успеешь ничего сказать, он же…