– Почему отец совершенно не уважает королевский флот? Как по мне, так они лучше половины его Змей.

– Ну, вообще-то этот народ официально не из королевского флота, – отвечает Бронн.

– Что ты имеешь в виду?

– Торин имеет обыкновение подбирать отверженных. Большинство нашей команды составляют моряки, которые либо не подошли под абсурдные стандарты короля, либо были списаны за мелкие нарушения. Некоторые – исправившиеся бандиты, которые захотели искупить свои грехи. Так что большая часть экипажа смотрелась бы на «Деве» вполне уместно.

Это откровение странным образом меня успокаивает. Как будто мы оказались в окружении себе подобных.

Когда неприятный ужин закончен, Бронн встает, чтобы уйти.

– Пожалуй, мне пора поспать.

Я тоже без сил, но не хочу оставаться одна, не хочу, чтобы вместе с ним уходил тот свет, который он с собой несет.

– Если не против разделить со мной каюту, можешь устроиться на полу.

Он смотрит на меня искоса.

– Ты не считаешь, что это будет против правил? Ты же обручена с другим.

– Я считаю, что Торин будет только рад, что у меня есть личный телохранитель.

Бронн фыркает.

– Ты в защите не нуждаешься.

Однако подбирает покрывало и бросает на пол. Я улыбаюсь, забираясь в гамак и радуясь, что он решил остаться. Я не была в нем уверена. Прежде чем лечь, Бронн задувает фонарь.

Последующая тишина наполнена невысказанным стремлением, это украденное время наедине друг с другом такое драгоценное!

Когда он говорит, голос звучит мягко:

– Ты не против, если я тебя научу?

Я сбита с толку.

– Научишь меня чему?

– Ты хорошо дерешься. Грейс – молодец. Но чтобы победить капитана, тебе придется быть проворнее. Плавнее. Надо потренироваться, пока можно.

– Сдается мне, что в замке именно я надрала тебе задницу.

Он посмеивается.

– Верно. Но тогда я не хотел тебя ударить. Да и расти всегда есть куда.

Я вздрагиваю. Ужасная реальность того, что надвигается, вторгается в мое временное счастье. Бронн по-прежнему считает, что мы можем выжить, и это немного успокаивает. Но сначала я должна сразиться с отцом и убить его.

– Думаешь, я справлюсь? – получается тише шепота.

– Знаю, что справишься.

И когда я протягиваю руку вниз, во тьму, он крепко берет ее и не отпускает до тех пор, пока сон не снимает с нас нашего бремени.

Плавание на Запад занимает несколько недель. Много дней мы уже не видели других судов, маршрут уводит нас далеко от суши, от рыболовных и торговых путей. Однако мы ни от кого не прячемся, оставляя хлебные крошки для отца, чтобы по ним он отыскал наши следы. Он отыщет. Морские грифы разнесли вести: мол, мы не прочь, чтобы он нас перехватил. Фокус в том, чтобы быть достаточно далеко от невидимой границы и не дать ему заподозрить неладное, – но достаточно близко, чтобы нас не уничтожили раньше, чем мы выманим его в западные воды. А у Харли с Бронном на этот счет есть неплохой план.

Нам повезло с погодой. Несколько штормов, но не таких, чтобы наше судно их не выдержало даже в том неважнецком состоянии, в каком находится. Единственной возможной опасностью была встреча со змееакулой слева по курсу. Хотя наш корабль больше их обычной добычи, никогда не следует недооценивать урона, который змееакула может нанести. К счастью, эта тварь нами нисколько не заинтересовалась. Она продолжала некоторое время плыть рядом, после чего снова скрылась в таинственном подводном мире. Мне гораздо больше понравились вихрекотики, игравшие на кромке маленького водоворота: плавно покружившись, они ныряли за рыбешкой. Они известны своей стеснительностью и редко попадаются на глаза, так что для меня это была ценная возможность понаблюдать за их волшебным танцем.

Не один час ушел на тренировку с Бронном. Мы спарринговали каждый день, иногда в компании Грейс, и он показал мне, как компенсировать нехватку веса скоростью. Все наши труды не прошли бесследно. Моя реакция стала быстрее, тело проворнее, а в качестве бонуса я отныне умею орудовать двумя лезвиями одновременно.

Теперь, когда мы настолько близко от западных вод, насколько нам того хочется, остается лишь ждать, когда за нами погонится отец. Мы уже три дня наматываем круги, а его все не видно. Однажды мне показалось, будто я вижу кружащего над нами Коготка, но, похоже, я обозналась. Все на взводе, зная, что мы в эпицентре бури, и предчувствуя кровавую бойню. Но мы готовы, просто надо справляться с нервами.

Сегодня мы с Бронном тренируемся как обычно, только в моей каюте, желая побыть одни. За последние несколько недель мы сблизились, часы, проведенные вместе, восстановили дружескую привязанность юности, и временами я смеюсь так, что почти забываю о нашем положении. Сейчас мне уже не нужно ничего разучивать, но мы оба понимаем, что наше время иссякает, и тренировка становится поводом побыть вместе.

В ограниченном пространстве двигаться трудно, однако нам, увлеченно обменивающимся ударами, не привыкать. Ни один не хочет уступать и проигрывать, и сегодня я использую тесноту в свою пользу, оттирая Бронна к стене, пока он не дотягивается до моего гамака и не падает в него. Я хохочу, но он уже меня схватил и утягивает за собой, так что через мгновение я лежу на нем.

Теперь мы смеемся оба, но скоро нам становится совсем не смешно. Мы тяжело дышим. Я чувствую, как вздымается его грудь. Я упиваюсь его красивым лицом, таким домашним, таким знакомым. Я всегда его любила и устала притворяться в обратном.

Я целую его. У него мягкие губы, дыхание смешивается с моим, мы оба замираем, зная, что не должны этого делать, зная, что сделаем, а потом он целует меня в ответ еще сильнее, запускает одну руку мне в волосы, другой обнимает за талию, и я растворяюсь в нем. Он отстраняется, сжимая мое лицо ладонями, и смотрит с такой нежностью, что мне больно.

– Я люблю тебя.

Звучит, как обещание.

– Люблю тебя.

Наши собственные клятвы, означающие гораздо больше, нежели церемония скрепления уз.

И вот мы уже целуемся снова, наши тела сплетаются с жадностью людей, которые знают, что стоят на пороге смерти, и хотят испить жизнь до последней капли. Сейчас существует лишь тепло его кожи, вкус его губ и то чувство принадлежности, которое я искала всю свою жизнь.

Тут корабль сильно встряхивает, и мы чуть не вываливаемся из гамака. Чары, околдовавшие нас, спадают. У нас было время. И вышло.

– Что это было?

Я сажусь. Адреналин уже хлынул по моим венам.

– Мы только что дали жесткий крен на правый борт. Думаю, мы больше не одни.

Мы смотрим друг на друга, понимая, что час пробил, и я вижу в его взгляде собственную грусть. Он целует меня долгим поцелуем в лоб.