Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не представляла, какими путями мама собиралась выслать мне эту рябину (бутылками через почту, что ли?), но всякий раз отказывалась.
А ещё родители пытались наведаться к нам в гости, дабы помочь с беременностью — интересно, как? ребенка за меня выносить? — да только я была непреклонна.
Нет уж. Надо держаться друг от друга на расстоянии, чтобы любить и понимать. Чтобы не скандалить по мелочам. Чтобы не ругаться из-за воспитания внука и не делить кухню. Чтобы успеть соскучиться перед следующей встречей.
Мне больше нравилась позиция Анастасии Павловны. Та сразу объявила:
— Я правнука буду любить, но на меня его вешать не вздумайте. Мне вредно воспитывать чужих детей.
Но за Стаса она радовалась. Сильно-сильно. Даже порывалась купить какую-то элитную коляску по цене автомобиля, и только здравый смысл остановил Анастасию Павловну от этого поступка.
В университете на меня поглядывали косо, что неудивительно. Было бы странно, если б никто не отреагировал на отношения между преподавателем и студенткой. Парни подшучивали на тему того, каким путем я сдаю экзамены, на что я с легкостью парировала:
— Именно так и сдаю. Каждый может воспользоваться этим способом. Измайлов готов к экспериментам.
И складывала руки на растущем пузе.
С Коперником мы продолжили учиться сопромату, правда, дистанционно. Очень удобно: надоело слушать Ваню, взял и отрубил звук.
Кстати!
Помните, Кошелев хотел отомстить Ванюше? Если честно, я очень переживала за своего друга. Но Серега сдулся. Просто так. Сам по себе. В какой-то момент я заметила, что он старается обходить Коперника стороной.
Удивительно. Этот товарищ не из тех, кто способен забыть обиду.
Не выдержав, я спросила у влюбленных голубков:
— Вас Кошелев не донимает?
— А должен? — Иришка пожала плечами. — Он же нашел себе новую девушку, счастлив, про нас с Ваней забыл.
Коперник ничего не сказал, но ухмыльнулся так по-бандитски, что стало понятно: тут что-то нечисто.
Я отловила его на следующий день перед лекцией и приперла к стенке.
— Эй, умник. Что ты скрываешь? Почему Кошелев такой забитый?
— С чего ты взяла, будто я что-то скрываю? Даша, друзьям надо доверять! — Ванюша неуклюже изобразил возмущение.
— Признавайся.
— Ну-у, — он закусил губу. — Я ж не только в сопромате секу, но ещё и в химии разбираюсь. В общем, пару недель назад этот придурок пытался меня избить. Угрожал, говорил, что уложит меня на больничную койку. Обидно, знаешь ли. — Он почесал кончик носа. — Ну а я в отместку сделал одну штуковину. Хм. Назовем её дымовой шашкой. Безобидная, ты не подумай. Просто вонючая. Ну и при случае кинул Кошелеву в комнату. Она ещё взорвалась так красиво. Громко. Ух! Короче, я сказал, что я неадекватный и готов на всё, если он продолжит доставать меня, тебя или Иришку.
Перед глазами тотчас всплыла фигура Коперника, стоящего в клубах дыма и цедящего сквозь зубы:
— В следующий раз это будет динамит.
Вышло очень… хм… оригинально.
Даже не верилось, что милый, добрый, плюшевый Ванюша на такое способен.
Но потом я подумала, что именно тихие, спокойные ботаники и совершают самые чудаковатые поступки. Они долго разгораются, многое прощают своим обидчикам. Но в один день берут и… делают дымовую шашку.
Впрочем, Серегу мне не жалко.
Стас тоже свое обещание сдержал: Кошелеву пришлось сдавать экзамен с комиссией, ибо неподкупный Измайлов заваливал его на любой мелочи и не соглашался на пересдачи.
Если учесть, что знаниями Серега не блистал, то комиссия лишь убедилась в том, что этот экземпляр безнадежен.
Тройку ему, конечно, натянули. Но нервов помотали прилично.
В июне закончился третий курс, и я — ещё не пузатая, но уже уставшая беременная девушка — глубоко задумалась: а что дальше?
Ладно, следующий год из учебной жизни вылетает. Придется брать академический отпуск, чтобы разобраться в нюансах материнства (что-то мне подсказывает, что их дофига). С работы уже уволилась, чтобы не стоять полдня на ногах. Признаться, мне не хватало истеричной Виктории, улыбчивого Ильдара и других ребят.
Но работа — это одно.
А учеба?
Диплом-то получу, но хочу ли я быть технарем? Вижу ли себя в строительстве или науке?
Я живо представила, как стою на сцене в строгом костюме и почему-то прической как у Эйнштейна. Представила целый зал народу, обомлевшего Измайлова, наших детей (троих) и ведущего, который говорит:
— А премию в области физики получает Измайлова Дарья за выдающиеся успехи в области сопромата.
Понятное дело, что премия какая-то выдуманная, да и за сопромат никто не награждает. Но в моей голове картинка сложилась именно так.
Мне вручат статуэтку, а я скажу, что никогда бы не добилась таких успехов, если бы не Коперник, называющий меня тугодумкой.
Нет, в науке мне точно ловить нечего.
А вот в строительстве…
Хм.
Не знаю.
Время покажет. Мне начинают нравиться точные науки, потому что стоит в них углубиться, и они открываются с новой стороны. Тем более мне повезло с учителями: и с Измайловым, и с Коперником. Они подсовывают мне литературу, показывают интересные научные каналы.
Может быть, когда-нибудь мне захочется связать свою жизнь со строительством.
Но это случится потом.
Пока же я пребывала в полнейшем ступоре. Понимала только одно: совсем скоро моя жизнь кардинально изменится.
Ах да. Настя родила чудесную дочурку. Улыбчивую и синеглазую. А ещё она сделала тест на отцовство втайне от мужа (потому что боялась, что Игорь прогонит её, если узнает, что отец малышки — Стас) и позвонила нам однажды вечером со словами:
— Ты был прав. Сонечка — дочь Игоря.
Признаться, у меня отлегло от сердца. Я втайне боялась услышать обратное. Вслух, конечно, подбадривала Стаса и убеждала, что никто не запретит ему общаться с дочерью. Но мысленно не хотела делить своего мужчину ни с кем другим.
Он только мой. Безраздельно.
Самое смешное, что мы умудрились сохранить дружеские отношения с Настей, периодически созванивались и делились последними новостями. Неплохая девушка, просто очень уж своеобразная, да и верностью не страдает.
В общем, наша история подходила к концу…
Нет, не так.
Наша история только начиналась, потому что сегодня, на сорок второй неделе беременности, я отчетливо поняла: рожаю.
Стас проверял рефераты за столом, погруженный в студенческие бредни, но резко обернулся на мой сдавленный стон.