Селеста тяжело вздохнула и понурилась.

— Ганс, — сказала я, решив, что хватит разговоров, пора действовать. — Иди, отдохни как следует. Вряд ли погоня придет за вами по пятам, сам говоришь, едва мимо усадьбы не промахнулся, а они здешних мест и вовсе не знают. И хоть бы кто им ворожил — с ходу они дороги не найдут!

— Вы уж постарайтесь, госпожа, — обронила Берта.

Я осеклась, а потом медленно выговорила:

— А и постараюсь. А ты, Ганс, распредели людей. Тебе лучше знать, как тут обороняться в случае чего. Может, вовсе на маяк придется перебраться..

— Там нас голодом заморят, — сказала рыбачка.

— А море на что?

— Так к нему еще спуститься надо, а стрелы на что? — передразнила она. — Не выдумывайте, госпожа. Пусть сухопутными делами Ганс занимается, а вы — своими.

— Твоя правда, — усмехнулась я и встала. — Довольно на сегодня! И ты иди, Селеста, отдохни, на тебе лица нет…

— А ты?

— А я прогуляюсь в саду, — ответила я. — Подумаю. Мне хорошо думается под водой… я хотела сказать, под дождем.

Ганс, конечно, не заметил моей оговорки, а вот женщины заулыбались немудреной шутке. И то хорошо, а то совсем скисли, не дело это…

«А сумею ли я попросить дождь лить так, а не этак?» — подумала я и свернула к кабинету Эрвина.

Я часто заходила туда, рассматривала его рисунки, читала записи… просила совета. Мне всё казалось, что он где-то поблизости, вот-вот подойдет и обнимет меня за плечи или прикроет белым крылом, начнет рассказывать о чем-нибудь — когда он увлекался, у него сверкали глаза, а еще, бывало, войдя в раж, он забавно оговаривался и сам этому смеялся…

На этот раз я просто обошла пустой кабинет, по привычке поправила подушку на диване: когда я пожаловалась, что он жесткий, как лодочная скамья, Эрвин приказал принести сюда десяток пуфов и подушек, хотя я полагала, он сочтет это капризом. Но нет, он всегда был внимателен к мелочам…

Что это? Мне показалось, что под диваном я увидела краешек чего-то белого. Может, какая-то записка улетела со стола и оказалась там?

С третьей попытки мне удалось подцепить это белое кончиками ногтей — не хотелось двигать тяжеленный диван и тем более звать ради этого слуг, и я решила сперва попытаться достать записку сама.

Вот только это была не записка. Это оказалось белое лебединое перо.

— Ты мне что, знак подаешь? — шепотом спросила я, лелея перо на ладони. Как сейчас помню, накануне отъезда мы с Эрвином сидели здесь, он уговаривал меня ничего не бояться, ведь он будет со мною, а я привычно гладила его крыло… — У меня получится? Да, конечно, как же иначе!

Я воткнула перо в волосы, как дикарь с далеких островов, и вышла в сад. Если я могу договориться с морскими волнами и течениями, то должна справиться и с дождем!

У меня получилось: теперь дождевые облака обходили усадьбу, как стража, по кругу. Здесь, в центре бури, просто моросило, а на границах должно было лить как из ведра.

Я наведалась на берег — Берта доверила мне свою лодку, уверившись, что уж весел я не потеряю и в море не заблужусь, — позвала сестер и попросила передать ведьме, что я о многом успела разузнать. Не прошло и часа, как они принесли мне флакон с зельем, и я снова погрузилась на дно морское, оставив лодку на их попечение.

— Вот все и сошлось, — произнесла ведьма, когда я рассказала ей об услышанном. — Не переусердствуй с дождем. Прадед рассказывал, что именно по дождю или бурану в дом могут пробраться незваные гости. Не знаю, работает ли это и у нас, или же это старое поверье его родины, но… все равно — смотри в оба!

— Я стараюсь, тетя, — сказала я. — Знать бы еще, в чьем облике придет беда… Я уже и на бойцов, которых Ганс привел, гляжу с опаской — вдруг кто-нибудь из них не настоящий? Как поймешь?

— Не знаю, девочка, — ответила она и свилась на любимом сундуке большим черно-глянцевым (обсидиановым, подумалось мне) узлом. — Если бы я только разбиралась в сухопутных делах! Но я в них ни хвостом, ни плавником, тут только ты и справишься… А вот корабли, которых так ждет этот Оллеман, застряли, и застряли надолго. — Ведьма ухмыльнулась. — Их застиг штиль, как я и обещала, течение понемногу сносит всю флотилию к Мертвому морю, а оттуда можно уйти только на веслах, и то, если повезет…

О Мертвом море я только слыхала, сама никогда не бывала там. Это странное место посреди океана: несколько течений прихотливо огибают его так, что внутри Мертвого моря вода почти совсем не движется. А в неподвижной теплой воде прекрасно разрастаются водоросли и заполоняют все это пространство. Стоит кораблю или лодке угодить туда, они цепляются за корпус, облепляют весла… Даже при хорошем ветре двигаться сквозь море водорослей корабль не может и застывает на месте. Галеры еще ухитряются вырваться, если капитан не щадит гребцов, но это случается редко. Уходят временами и легкие шлюпки, которые могут скользить по самой глади воды…

Там, посреди Мертвого моря, целое кладбище кораблей. Те, что еще не затонули от старости, сбиваются вместе и обрастают морской травой да ракушками. Мореплаватели издалека принимают их за зеленый остров и правят к нему себе на погибель.

На картах Мертвого моря нет: оно движется вместе с течениями, и никогда не угадаешь, к восходу или к закату переместилась эта смертельная ловушка!

— Я так и не придумала, где искать лебедей, — негромко сказала я. — До страны Оллемана, если они снова отправились туда, мне не добраться. А где еще они могут оказаться, я даже представить не могу!

— И здесь я тебе не помощница, — тяжело вздохнула ведьма. — Но, может, попробуешь позвать их?

— Как?..

— Ты же русалка, — напомнила она. — Неужто не сумеешь?

— Да, но… — Я задумалась. — Эрвин никогда не слышал моего голоса. Как он поймет, что это я зову его? Ведь слов он не разберет, я не смогу крикнуть ему через океан — это я, твоя жена, я жду тебя!

— Если любишь, сумеешь позвать так, чтобы понял, а если любит он, то услышит, в какой дали бы ни скитался, — серьезно сказала ведьма. — Попробовать уж всяко стоит… И хоть ты совсем еще юная русалка и никогда не пела о настоящей любви, сдается мне, у тебя получится!

— Я должна попытаться, — серьезно ответила я и распрощалась с нею.

«Как? — думала я, меряя шагами узкие аллеи. — Как мне спеть, чтобы Эрвин услышал меня? Чтобы понял — это я зову его, это не морок, не чужое заклятие, я просто… просто хочу, чтобы он вернулся ко мне, пусть даже лебедем — я придумаю, как вернуть ему человеческий облик! Мне знать бы только, что он жив, что не забыл меня, а тогда я…»

— Ну так и спой, как думается, — ворчливо сказал кто-то у меня над ухом, и я вздрогнула. — А то ишь, развесила сопли по веткам, как ольха сережки по весне!

— Кто здесь? — шепотом спросила я, озираясь. Нет, в мокром саду не было ни единой живой души, я пришла одна, за мной никто не следил, я могла поручиться в этом!