– …На вокзале китайцы хозяйничают. Кто из русских не понимает – колотят прикладами…

От этих разговоров на душе становилось мутно. Мелькнула мысль: а кому теперь нужна его панацея?

И вообще, не собирается ли он тушить пожар керосином?

Хлопнула дверь, ожидавшие смолкли.

Из кабинета начальника, хмурясь, вышел незнакомый поручик. Роста небольшого, черный ежик волос, нижняя челюсть сплошь в шрамах. Правая рука в непрерывном нервном движении – то волосы пригладит, то портупею одернет. А левая неподвижна – висит у груди на черной шелковой перевязи. Только пальцы видны. Пальцы, кстати, ухожены. Ногти ровные, розовые. На безымянном – колечко.

Очень знакомое.

Когда поручик подошел ближе, Павел Романович то колечко узнал. Точно такое, серебряное, он видел у Станислава Козловского – пилота атамана Семина. Особенный знак Боевой авиагруппы.

Так-так, а сей поручик-то, с перевязью – уж не знаменитый ли ас Миллер?

«Судьба», – подумал Павел Романович.

Но хмурый поручик ничего об этом не знал – шел себе к двери и задерживаться не собирался.

«Сейчас уйдет. Что, бежать следом? Смешно…»

– Вам поклон от пана Станислава, – вполголоса сказал Дохтуров, когда поручик проходил мимо.

Тот задержался, поднял угольно-черный взгляд:

– Простите?..

– Станислав Козловский, гатчинский выпускник, ныне у Семина. Просил при случае передать поклон асу Александру Миллеру. Ведь вы – Миллер?

– Точно так, – поручик чуть-чуть улыбнулся. – Мы знакомы?

– Нет.

– И как там Станислав?

– Мечтает поступить к вам, – ответил Павел Романович.

Лицо у поручика посуровело:

– Так вы – его ходатай?

– Вовсе нет, – сказал Дохтуров. – Признаться, мне это безразлично.

– Странно… Но у вас ко мне дело, так?

Павел Романович кивнул.

– Хорошо, – сказал Миллер. – Если угодно, поговорим. Только по-быстрому. У меня в три пополудни учебные вылеты. А перед тем должен сразиться со всей здешней канцелярией, – он повел рукой. – И не только сразиться – а победить. Давайте так: спускайтесь по главной лестнице вниз. Там справа от поста есть дверь, она ведет во внутренний двор. Я подойду следом, у меня там дело.

Вышли в коридор, поручик Миллер исчез в одной из бесконечных дверей. Павел Романович повернулся к Сырцову – тот скромно держался поодаль.

– Как ваши дела-с?

– Не очень, – ответил Дохтуров. – Там очередь, да идет медленно. Вот что, Петр Казимирович: не в службу, а в дружбу – предупредите адъютанта, что я отлучусь на время. А то, штабная душа, вычеркнет напрочь из списка.

– А вы, стало быть, знакомого встретили-с?..

– Не совсем. Но хотелось бы познакомиться. А вы его знаете?

Петр Казимирович закивал:

– Как же-с, как же-с, личность известнейшая. Можно сказать, кумир всей молодежи-с. Великий авиатор и пионер. Я слышал, будто его союзники очень к себе звали – отказался-с. Потому – патриот.

Павел Романович мельком подумал, что осведомленность господина Сырцова невероятна, прямо-таки неправдоподобна. Он видел: тому очень хочется присутствовать при разговоре с великим человеком Миллером. Но допускать этого точно не стоило.

Дохтуров сошел вниз и через указанную дверь вышел во внутренний двор.

Был он вымощен брусчаткой и в недавнем прошлом, скорее всего, употреблялся для строевых упражнений комендантской командой. Теперь большая часть пространства была занята воинским снаряжением. Под брезентом угадывались очертания полевых пушек, походных кухонь и даже пары бронеавтомобилей – их Павел Романович (имевший теперь некоторый опыт) определил с точностью.

Во дворе имелся внутренний караул, и Дохтуров, едва выйдя, поймал взгляд часового. Солдатик был в папахе, ботинках с обмотками и шинели без погон (видно, не хватало на всех). Смотрел не строго – скорей вопросительно.

Павел Романович отвернулся, присел на скамью и сделал вид, что ищет портсигар по карманам.

Но мысли его были далеко.

Как повести разговор с Миллером? Он сказал – учебные вылеты. Получается, у него – школа? Похоже. Значит, кто-то из его «птенцов» вполне мог летать над тайгой в тот день, когда красные колотили «Самсона». Якобы по учебной надобности. А потом навести на хутор «псов Гекаты». Кстати, ведь ротмистр так и не поверил в эту версию. Правда, отнесся снисходительно, но и только. Жаль. С ним бы сейчас посоветоваться – как вести разговор с Миллером? У военных своя психология, гражданскому человеку трудно ее понять. Да, не помешал бы теперь господин Агранцев. А еще лучше – Анна Николаевна. Она хоть и молода, и военной психологии тоже не знает, однако девушка на редкость рассудительная и…

«Ну-ну», – сказал внутренний голос, и Павел Романович не стал с ним спорить.

Предстояло как-то выкручиваться. Впрочем, неизвестно – придет ли вообще Миллер. Может, это у него способ такой избавляться от навязчивых незнакомцев. Он фигура заметная, наверняка осаждаем всяческими просителями.

Павлу Романовичу стало неловко. Позволить так себя провести! Надо возвращаться, но ведь господин Сырцов сейчас с расспросами пристанет. Что ему-то сказать?

Проще всего было приплести что-нибудь, однако при одной мысли о вранье стало неуютно.

– Эй! Вашбродь! Не дозволяется тут курить!

Солдатик в обмотках нахмурился и старался глядеть строго. Он был совсем молодой – годов двадцати.

– Так я и не курю.

– А как же… – солдатик смешался. – Я гляжу, по карманам ищете. Думал, за табачком…

– Нет. Просто жду одного человека.

– Кого? Фельдфебеля нашего, Тищенку?

Вообще-то, устав караульной службы запрещает часовому вступать в посторонние разговоры – это даже Павлу Романовичу было известно. Но солдатику было смертельно скучно – а может, и не научили еще.

– Нет. Миллера жду. Слышал про такого?

– Энто который на етажерках летает? – Солдатик зевнул. – Как же, слыхали. По-моему, баловство. Господь людям крыльев не дал, так и неча. А вы, стало, тоже из них будете?

– Нет, – сказал Павел Романович. – Я доктор.

– Правда? – обрадовался солдат. – Ваше благородие, гляньте, у меня тута вот шишка вскочила. Пухнет и пухнет. Я думаю – може, заразное?.. А у меня жена молодая, стесняюся я…

Вот чучело, беззлобно подумал Дохтуров. Это на посту-то! Совсем страх потерял. Но если отказать – обидеться может.

«А то и прицепится», – сказал внутренний голос, и Павел Романович снова с ним согласился.

Солдат между тем скинул шинель, гимнастерку. Задрал исподнюю рубаху. Дохтуров подошел ближе.