В зимнем стойбище женщины поят его водой и подогретой кровью котика. Умыв ему лицо и руки, они стаскивают с него задубевшую и пропитавшуюся кровью одежду. Известия о нем распространяются по стойбищу с быстротой лесного пожара, и на него приходят посмотреть дети. Они восторженно таращатся на него, тыкают в него пальцами и хихикают. Но, стоит ему приоткрыть глаза, как они с визгом бросаются врассыпную. Вскоре рождаются слухи. Одни говорят, что он – angakoq, хранитель, пришедший от самой Sedna, дабы помочь им на охоте, тогда как другие уверяют, что он – злой дух, коварный tupilaq, чье прикосновение убивает, а одно только присутствие вызывает мор и болезни. Охотники обращаются за советом к шаману, который говорит им, что незнакомец не поправится, пока не окажется среди людей своего народа. Шаман говорит, что они должны отвезти его на юг, в новую миссию в заливе Кутса. Они спрашивают у него, действительно ли незнакомец является везунчиком, как они полагают, и не перейдет ли к ним часть его удачливости. Шаман отвечает, что он и впрямь счастливчик, тут они правы, но его удача имеет чужую, недоступную им, природу.

Они переносят его, закутанного в шкуры, трясущегося в лихорадке и едва живого, на нарты и везут на юг, мимо замерзшего озера и летних охотничьих угодий, к миссии. Выкрашенный красной охрой небольшой домик стоит на невысоком холме, у подножия которого простирается замерзшее море, а позади высится горная гряда. По соседству размещается большое иглу, из отверстия в крыше которого вьется струйка черного дыма, а перед ним свернулись клубочком спящие ездовые собаки. По приезде охотников приветствует священник, жилистый седовласый англичанин с ясными глазами и бородкой, в которой уже серебрится седина, а на лице навсегда застыло выражение искреннего скептицизма. Они показывают на Самнера и объясняют, где нашли его и как. Когда же священник позволяет себе усомниться в их правдивости, они рисуют на снегу линию побережья и отмечают точное место. Священник качает головой.

– Человек не может взяться ниоткуда, – говорит он.

Они объясняют, что в таком случае он, скорее всего, – angakoq и что до сей поры он жил в доме на дне моря у Sedna, одноглазой богини, и ее отца Anguta. Тут священник позволяет себе выразить раздражение. Он вновь принимается рассказывать им (как делает всегда) об Иисусе, после чего удаляется в хижину и выносит оттуда зеленую книгу. Они стоят у своих нарт и слушают, как он читает им на ломаном инуктикуте[82]. Слова имеют некоторый смысл, но складываются, по их мнению, в выдуманные истории для детей. Когда он заканчивает чтение, они улыбаются и кивают.

– Что ж, в таком случае он ангел, – говорят они.

Священник смотрит на Самнера и качает головой.

– Нет, он не ангел, – говорит он. – Это я могу вам гарантировать.

Они заносят Самнера внутрь и укладывают его на койку подле печки. Священник укрывает его одеялами, потом опускается рядом на корточки и пытается растормошить.

– Кто вы? – спрашивает он. – С какого вы корабля?

Самнер приоткрывает один глаз, но даже не делает попытки ответить. Священник хмурится, потом склоняется над ним и пристально изучает лицо Самнера с почерневшей от обморожения кожей.

– Немец? – спрашивает он его. – Датчанин? Русский? Шотландец? Кто же вы такой?

Несколько мгновений Самнер равнодушно смотрит на него, не узнавая, после чего вновь закрывает глаз. Священник, постояв еще немного подле него, кивает и выпрямляется.

– Что ж, – говорит он, – кем бы вы ни были, небольшой отдых пойдет вам на пользу. А поговорить можно и потом.

Священник заваривает кофе для охотников и задает им еще несколько вопросов. После их отъезда он поит Самнера бренди с ложечки и смазывает обмороженные места топленым салом. Устроив незнакомца поудобнее, священник садится за стол у окна и принимается что-то писать в зеленой книге. Подле него лежат еще три толстых тома в кожаных переплетах, и время от времени он поочередно заглядывает в них и кивает. Немного погодя в комнату входит эскимоска и приносит с собой кастрюлю с тушеным рагу. Она одета в анорак оленьей кожи с вырезом спереди до колен и черную шерстяную шапочку; на лбу и тыльных сторонах ладоней у нее красуются голубые V-образные татуировки. Священник снимает с полки над дверью две глубокие белые миски и отодвигает в сторону свои книги и записи. Половину рагу он наливает в одну миску, половину – в другую, после чего возвращает кастрюлю женщине. Та показывает на Самнера и спрашивает о чем-то на своем родном языке. Священник кивает и отвечает ей что-то, отчего она улыбается.

До Самнера, лежащего совершенно неподвижно, доносится запах горячей еды. Ее мягкий соблазнительный аромат пробивается к нему сквозь прочную броню усталости и равнодушия. Он не голоден, но уже начинает вспоминать, каким может быть голод, вспоминает особую, полную надежды природу его сосущей боли. Готов ли он вернуться ко всему этому? Хочет ли? И сможет ли? Открыв глаза, он оглядывается по сторонам: дерево, металл, шерсть, жир; зеленый, черный, серый, коричневый. Он поворачивает голову. За деревянным столом сидит седовласый мужчина; на столе стоят две миски с едой. Мужчина закрывает книгу, которую читал, негромко произносит молитву, встает из-за стола и приносит одну из мисок туда, где лежит Самнер.

– Не хотите ли немного поесть? – предлагает он. – Давайте я покормлю вас.

Священник опускается на колени, подкладывает руку Самнеру под голову и приподнимает ее. Зачерпнув ложкой кусочек мяса, он подносит его к губам Самнера. Тот растерянно моргает. По его телу прокатывается волна ощущений, сильных, давно забытых и неописуемых.

– Мне было бы легче, если бы вы приоткрыли рот, – говорит священник.

Но Самнер не делает попытки пошевелиться. Он понимает, о чем его просят, но даже не пытается повиноваться.

– Ну же, давайте, – уговаривает его священник.

Он подносит металлический кончик ложки к нижней губе Самнера и осторожно нажимает. Самнер приоткрывает губы. Священник ловко опрокидывает ложку, и кусочек мяса соскальзывает на изуродованный язык Самнера. Тот позволяет ему задержаться там на мгновение.

– Жуйте, – приказывает ему священник и начинает двигать челюстями, при этом показывая на свой рот, чтобы и Самнер наверняка увидел и понял, что от него требуется. – Эта вкуснотища не пойдет вам впрок, пока вы не прожуете ее.

Самнер закрывает рот. Он чувствует, как в него по капельке просачивается вкус мяса. Он пару раз двигает челюстями и глотает его. Его тут же пронзает острая боль, которая, впрочем, скоро притупляется.

– Очень хорошо, – говорит священник.

Он подцепляет ложкой еще один кусочек мяса, и вся процедура повторяется сначала. Самнер съедает еще три кусочка, но четвертый падает на пол непрожеванным. Священник кивает и опускает голову Самнера обратно на одеяло.