– Я не понимаю, что такое «понижение», – оправдывался Сигги.

– Чушь! – заорал Лизер. – Скажите, или через пять часов я буду стучать в вашу дверь.

– Нет, вы все не так поняли…

– Пять часов. А потом вы пожалеете, что не исчезли с нацистами вместо той картины. Кого вы знаете в «Хафнарбанки»?

– Олавюра Вигвюссона, – сломался Сигги.

«Гугл» нашел имя за четыре десятых секунды. Лизер пробежал ссылки за десять секунд.

– Кто вам этот директор?

– Он мой троюродный брат.

– Передайте ему от меня послание.

– Боюсь спрашивать, какое, – признался арт-дилер.

– Двадцать четыре часа.

– Двадцать четыре часа?

– Чтобы начать покупать «Бентвинг», – рявкнул Лизер, – или «Хафнарбанки» получит такую клизму из колючей проволоки, после которой его акции отправятся прямиком в канализацию.

– Сай…

– Если у вашего брата будут вопросы, дайте ему мой номер телефона. И скажите этому Олахеру, что я знаю о его льготной сделке с шейхом.

Это был блеф, удачная догадка, но когда «Бентвинг» идет по $32,01, оно того стоит.

Ультиматум отправлен. Короткие гудки.

Закончив разговор с Сигги, Сай созвонился со своими партнерами по игре против «Хафнарбанки». Он не упоминал «Бентвинг». Высокий и Наполеон пнут слепого котенка, не говоря уже об акциях, которые не оправились от согласованной атаки крупных финансовых контор Исландии и Катара.

Лизер сосредоточился на исландском банке.

– Пришло время для смертельного удара. И, кстати, наши друзья из «Хафнарбанки» работают с Ближним Востоком.

Через полминуты Высокий спросил:

– Это факт или предположение?

– Какая разница? – сказал Лизер.

Двое других богов усмехнулись.

– Ты все еще работаешь с Международным институтом финансовой прозрачности? – спросил Лизер у Наполеона.

– Всякий раз, когда требуется, – подтвердил приземистый управляющий хедж-фонда. – Вижу, куда ты клонишь, Сай. Дай мне два-три дня, и я выдам статью на пятнадцать страниц.

– Уложись в два дня, – распорядился Лизер. – Ты можешь получить адреса людей, с которыми мы встречались в Исландии? – спросил он у Высокого.

– Что он сказал? – завопил Олавюр.

– У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы начать покупать «Бентвинг».

– Или? – спросил Олавюр.

– «Хафнарбанки» получит такую клизму из колючей проволоки, что его акции отправятся прямиком в канализацию».

– Он сказал что-нибудь еще? – уточнил Олавюр, чувствуя, как у него растет давление.

– Что-то о вашей льготной сделке с шейхом.

– Не знаю, о чем это он, – солгал Олавюр.

Угрозы Лизера – блеф. Должны быть блефом. Никто, кроме председателя и катарцев не знал о займе без права оборота, выданном «Хафнарбанки». А все документы спрятаны в лабиринте фиктивных контор. Олавюр знал: единственный способ справиться с обманом – другой обман.

– У тебя остался ящик вина, который прислал Лизер?

– Брат, я тебя не понимаю. Мой клиент угрожает разнести ваш банк, а ты собираешься пить?

– Кто сказал «пить»? Мне нужен ящик.

– Но зачем?

– Ударить Лизера в самое больное место.

– О чем ты говоришь? – спросил Сигги. – И избавь меня от военных цитат насчет кастрации.

– Самое больное место Лизера – его эго. Пришли мне ящик.

Кьюсак сидел у себя в кабинете и размышлял. Он сомневался, что вчерашнее оживление рынка на 142 пункта будет держаться. Ни в чем нет уверенности. И каждая торговая сессия превращает его премию – а возможно, и работу – в опилки.

Зазвонил телефон.

– Ты свободен в четыре? – спросил Сай.

– Что случилось?

– Просто зайди ко мне в четыре.

– Будет сделано, – подтвердил Кьюсак. – У вас есть пара минут на обсуждение?

– Что ты придумал?

– Помогите мне разработать текст о нашем хеджировании. Никаких коммерческих тайн, только чтобы удовлетворить любопытство.

Кьюсак помолчал секунду.

– А потом мы с вами будем звонить. Выбираться из неприятностей, потому что одно известно наверняка.

– И что же?

– Если мы не начнем звонить клиентам, они начнут звонить нам.

– Это всё? – поинтересовался Лизер.

– Поделитесь со мной нашими проблемами с дополнительным обеспечением.

– А почему ты решил, что они у нас есть?

– Когда вы в пятницу ругались с парнем из «Меррила», вас было слышно во всем здании.

– Ты закончил? – раздраженно спросил Сай.

– Да.

– Я держу обеспечение под контролем. Это моя работа, а не твоя. А ты – мой сотрудник. Помнишь?

Кьюсак молчал и ждал. Он чувствовал, как вспотел. Как покраснели уши.

– Скажи инвесторам, – продолжал Лизер, – то, что мы говорим всегда. «ЛиУэлл» использует собственные механизмы хеджирования. Они крайне надежны, но просты и легко воспроизводятся. И если кто-нибудь узнает, в чем они заключаются, мы потеряем конкурентное преимущество. Помни, я сижу в совете «Бентвинга». И мы достигаем гребаного успеха.

– Говорю вам, – сопротивлялся Кьюсак, – ваш «черный ящик» больше не работает. Сай, люди напуганы. Им нужно нечто осязаемое.

– Мы отлично работали до твоего появления.

– Мир изменился.

– Тогда скажи, что наши ворота подняты, – рявкнул Лизер.

Он ссылался на пункт в договоре. Если инвесторы пытаются забрать двадцать пять или больше процентов средств фонда, «ЛиУэлл Кэпитал» может закрыть «ворота» и ограничить выплаты инвесторам до лучших времен.

– А сумма изъятий уже дошла до двадцати пяти процентов? – встревоженно и недоверчиво спросил Кьюсак.

– Нет.

– Сай, я не буду врать. Эту черту я не перехожу.

– А кто врет? Если ты не будешь следовать моим инструкциям, мы дойдем до двадцати пяти процентов. Кроме того, ты работаешь на меня.

– Мы можем это исправить, – ответил Кьюсак, отказываясь отступать.

– Верно. Можем, – надавил Сай. – Желаю удачи в поисках ипотеки на три миллиона.

– Сай, не надо мне угрожать.

– Повесь трубку, остынь и поговорим в четыре.

Может, это и не угроза, но в голосе Сая слышалось самодовольство.

Короткие гудки. Кьюсак, кипя от злости, бросил трубку. Он мог злиться весь день, но сейчас нет времени. Рынок открылся, пополз вниз, как якорь, и тут же начали трезвонить клиенты. Список звонков напоминал Таймс-сквер в Новый год.