А вслух произнес:

— Если еще кому жить надоело, сразу скажите, поможем!

Он переступил через подрагивающий еще труп начальника лагеря и подошел ближе к шеренге боевиков.

— Пять шагов назад! — отвел он их подальше от соблазна еще раз попытаться воспользоваться оружием. — Раздеться! А потом еще пять шагов назад!.. А ты проследи, — бросил он оказавшемуся рядом подчиненному.

— Есть!

Сам же Гайворонский направился к пленным. Вообще-то, с точки зрения словесной казуистики, поскольку в Чечне якобы не война, а черт знает что, находящиеся в плену у боевиков люди считаются не пленными, а «незаконно удерживаемыми лицами». Но только суть от этого не меняется — плен он и есть плен, как его ни назови.

— Встаньте, друзи! — он постарался, чтобы его привыкший повелевать голос звучал как можно мягче. — Мы сюда пришли, чтобы освободить вас.

Робко поглядывая на него и на происходящее за его спиной, пленные начали подниматься с земли. В столь нежданное освобождение никто из них не смел даже верить… Хотя и мечталось им, чтобы вот так, вдруг, как гром среди ясного неба, ворвались в лагерь люди и сказали: «Вы свободны, товарищи!..» Именно так, именно «товарищи» — в пику «господам», которые все это затеяли, а теперь бросили людей на произвол судьбы!..

Первой сорвалась, не выдержала одна из женщин — которая приехала разыскивать тело своего сына.

— Родненький ты мой! — заголосила она и бросилась к Гайворонскому. — Спаситель ты наш!..

Это было словно сигналом для всех остальных. Пленные бросились к офицеру, обнимали его, целовали, плакали, смеялись, говорили, кричали перебивая друг друга… Кто не мог к нему пробиться, старался над плечами своих товарищей по несчастью дотянуться и хотя бы прикоснуться издалека… Гайворонский отвечал, старался пожать каждую из тянущихся к нему рук… А сам невпопад подумал о том, что у них у всех, скорее всего, вши и чесотка — ну да только разве ж можно отпихнуть человека в такой момент?..

— А эти-то, сволочи, вон они… — вдруг совсем негромко проговорил мужчина в гражданской одежде с лихорадочно блестящими глазами. — Ну, я вам сейчас, трах-тарарах вас и вашего аллаха мать!..

Эти слова, сказанные тихо, словно про себя, неожиданно услышали все. И пленные вмиг забыли про своего спасителя. Они вдруг все вместе повернулись в сторону полуголых пленных, которые буквально только что были их всемогущими мучителями, а теперь в одночасье утратили свою спесь и со страхом наблюдали за происходящим под дулами автоматов.

Освобожденные пленные, сначала один, потом второй, третий, а потом вдруг все вместе начали вооружаться чем придется: кто-то выдрал из заборчика палку, кто-то поднял камень, у кого-то в руке оказался извлеченный невесть откуда заточенный автоматный шомпол… И они грозной группой двинулись на своих мучителей.

— Эй, эй, — попытался их остановить Гайворонский. — Так нельзя, они нам нужны живые!..

Какое там! Пленные обтекали его с обеих сторон и, вновь объединившись, ощетинившись дрекольем, надвигались на подавшихся назад обезоруженных боевиков.

— Лечь, урюки! — рявкнул на перепуганных, всего полчаса назад всесильных, охранников один из охранявших их «альфовцев».

Те попадали на землю. А спецназовцы выстроились в шеренгу, преграждая путь разъяренной толпе.

— Пропустите нас! — просили освобожденные. — На что они вам? Мы с ними сами… Вы же не знаете, что они творили!..

— Нельзя! — увещевали их бойцы. — Это же пленные!..

— А что они с нами делали?..

— Но ведь вы же не звери!..

Кто-то из освобожденных первым швырнул через головы спецназовцев камень. И тут же в лежавших новопленных полетело все подряд: камни, куски арматуры, доски с торчащими гвоздями… Бывшие охранники лежали молча, закрывая головы руками, только время от времени кто-то вскрикивал, когда в него попадал удачно брошенный булыжник… Бойцы спецназа теперь для них были сродни ангелам-хранителям.

Впрочем, запал у освобожденных прошел быстро. Да и снарядов для метания у них оказалось не так уж много.

Уловив этот переломный момент, Гайворонский попытался отвлечь внимание людей от полуголых боевиков.

— Скажите, люди, а у вас тут есть такой подполковник из МЧС… Кто это?

Ответом была тишина. Зловещая тишина… Уже предчувствуя ответ, офицер все же с надеждой спросил:

— Его что… Перевели в другое место?

После паузы кто-то ответил:

— Перевели.

— И куда?

— На тот свет, — говоривший указал на крест, на который Гайворонский с самого начала обратил внимание, да только пока не имел возможности осмотреть.

Зрелище было ужасным. Расчлененный труп был уже весь черный, покрытый густым шевелящимся слоем мух, поклеванный крепкими вороньими клювами…

— Когда это произошло? — на что уж Гайворонский был привычен ко всякого рода зрелищам, а тут и он не выдержал, отвернулся.

— Вчера днем. Так что вы, братки, на сутки только опоздали… Даже похоронить его не дали, сволочи… Пусть, говорят, постоит тут для вашего устрашения… А вы за них заступаетесь!..

Откуда-то издалека чуть слышно, а потом все громче, донесся характерный звук летящих вертолетов.

— Это за нами, — сообщил Гайворонский. — Собирайтесь, друзи, для вас этот кошмар уже кончился!..

Сигнал «четверка», произнесенный по рации перед началом операции, означал, что где-то там, за десятки километров отсюда, пора поднимать вертолеты — к тому времени, как они прилетят, задача будет выполнена.

Командир повернулся к своим подчиненным.

— Ну-ка, хлопцы, дайте-ка мне парочку тех уродов, надо его с креста снять!..

— Слышь, командир, — не отходил от Вячеслава все тот же мужчина в гражданской одежде. — Там еще в овраге несколько наших лежит.

— Где? — не понял Гайворонский. — Кто лежит? В каком овраге?..

— Ну они, эти, чечики, если кто заболеет или кого насмерть запорют, перестараются, так не хоронили, а просто в овраг сбрасывали… Он глубокий, овраг-то… Вот они там и лежат.

— Все слышал? — спросил командир у стоявшего рядом подчиненного.

— Слышал, — глухо отозвался тот.

— Возьми еще парочку уродов — и туда. Только пулей — «вертушка» на подлете…

И в самом деле на посадку уже заходила огромная туша Ми-28, в обиходе называемая «коровой». Неуклюжая, внешне далекая от элегантности, она обладает невероятной грузоподъемностью и неприхотливостью. Сверху над ней закружили два узких хищных тела Ми-24 — боевого вертолета по прозвищу «крокодил».

— Быстрее, друзи, нет времени, пока чечики не оправились!..

Когда вертолеты улетали, увозя пленных бывших, пленных нынешних, останки замученных несчастных, спецназовцев, внизу полыхало то, что осталось от лагеря: взорванные землянки, изрезанные палатки, бараки — и все это обильно залитое бензином и соляркой из оказавшегося тут целого штабеля бочек с «самопальным» топливом… И никто из улетевших уже не видел и не слышал, как начали рваться гранаты, мины и ящики с тротилом, которые впопыхах не сумели, да и не особенно старались, найти.