…Когда канонада постепенно заглохла, осторожно зашевелились обугленные доски, оставшиеся на месте сгоревшего строеньица, располагавшегося чуть в стороне от остальных. Сквозь образовавшийся лаз просунулась грязная, мокрая, всклоченная бородатая человеческая голова. Мужчина огляделся по сторонам. Вокруг не было видно ни одной живой души — только догорающие костища, да несколько трупов в стороне.

— О, шайтан! — пробормотал спасшийся.

Он уже энергичнее разбросал кое-где еще дымящиеся доски, выбрался из-под обломков.

— Хорошо, Аллах надоумил, куда спрятаться, — вновь вполголоса, сам себе сказал он.

…И в самом деле, спасся он только чудом.

Когда боевиков собирали на построение, он сидел на задворках лагеря и прожаривал над костром белье — вши замучили. Пока сообразил, что команда касается и его тоже, пока одевался, пока приводил себя в порядок, услышал выстрелы. Выглянул из-за угла барака — и сразу все понял. О том, чтобы вступить в бой и тем самым себя выдать, не могло быть и речи — «моджахед» совсем не значит «камикадзе». Нужно было спасаться. Но где спрятаться, чтобы не нашли?

Боевик лихорадочно осматривал лагерь. Через открытое пространство к лесу не побежишь. Да колючая проволока там, за ней вокруг мины и «растяжки» понатыканы… Нет, туда нельзя!

Единственно верное решение пришло тут же: только в третьем периметре, где обитали пленные — уж там-то гяуры точно не будут шарить слишком активно. Освобожденным пленным в нем тоже особенно делать нечего — они, скорее всего, постараются туда вообще не заходить, лихорадочно рассуждал охранник, что там делать, если разобраться, коли в загоне проведены долгие месяцы мучений, а имущества не остается никакого?.. И когда обретшие свободу люди толпой двинулись расправляться со своими мучителями, воспользовавшись общей суматохой, он проскользнул в наиболее безопасный, как ему представлялось, уголок.

Ну а здесь куда? В какую-нибудь из землянок?.. Кто-то, несмотря ни на что, может случайно забрести и обнаружить его… Бочка вошебойки, в которую он, паникуя, вздумал было влезть, оказалась горячей… Барак кухни и столовой слишком открыт, да и зайти сюда тоже могут… А больше и спрятаться-то негде!

И боевик укрылся в дырчатой, небрежно сколоченной, уборной.

Сейчас и освободителям, и освобожденным будет не до того, чтобы бегать по нужде, рассудил он — сейчас им нужно немедленно делать отсюда ноги! Даже если кому-то и приспичит по нужде, аж сюда, в самый дальний угол лагеря вряд ли кто побежит, в крайнем случае примостится где-нибудь за любым строением.

…Отсюда, в щелочку, он и наблюдал за всем, что происходило на территории лагеря. Как правоверные по команде гяуров укладывали останки замученных пленных в специальные пластиковые мешки, как грузились в вертолет, как туда охапками закидывали захваченное оружие, как напоследок заложили взрывчатку в землянки, как установили несколько мин-ловушек, как подожгли напоследок деревянные строения, раскатив повсюду обнаруженные бочки с горючим…

Когда «корова» тяжело оторвалась от земли и потянулась в сторону России, боевик хотел покинуть свое убежище. И вдруг понял, что он оказался в западне! Спуститься по отвесному склону в овраг без веревки невозможно. А от спасительного леса его отделяла сплошная стена огня… Причем, разносимое ветром, пламя приближалось к уборной. А потом начали рваться гранаты, бочки с бензином — вокруг громко цокали о камни падающие осколки…

Короче говоря, пришлось прыгать вниз. Потому что там, внизу, в этой жиже, огонь был не так страшен… Стоять пришлось по пояс в зловонных фекалиях, обильно засыпанных хлоркой… Но зато в безопасности!

— Хорошо еще, что этого дерьма так мало, — по старой привычке вслух пробормотал боевик.

Оно и в самом деле, если бы этих пленных гяуров кормили и поили лучше, тут бы сейчас было бы по горло.

Хорошо и другое: опасаясь вспышки какой-нибудь кишечной болезни, холеры, например, или гепатита, все отхожие места тщательно хлорировали — не будь этого, тут бы сейчас все кишело опарышами. И совсем уж отлично, что хлорка успела уже порядком подвыдохнуться — а то вовсе можно было бы задохнуться!

Так думал спрятавшийся охранник до тех пор, пока не вспыхнул сам домик уборной. Когда же сверху заполыхало и вниз начал струиться жар и дым, стали падать горящие головешки, он пожалел, что они так мало давали пленным пить. Тут бы сейчас по горло было бы в самый раз.

И когда он почувствовал, что начали трещать волосы на голове, пришлось нырнуть в вязкую массу…

Выбравшись наружу, избежавший плена охранник бросился из лагеря вон. Он помнил, что гяуры в нескольких местах что-то закапывали в землю — скорее всего, устанавливали мины или какие-то другие взрывоопасные «сюрпризы». Однако ничего не мог с собой поделать — хотелось побыстрее добежать до ближайшей речушки, раздеться и тщательно отмыться от дерьма. Прежде всего, ему было просто противно ощущать его на себе. А во-вторых, он вдруг подумал, что сюда, скорее всего, уже мчатся сотрудники шариатской госбезопасности, вооруженные отряды полевых командиров, еще кто-нибудь… И если его увидят в таком виде, до самой смерти на нем будет висеть клеймо человека, который прятался от свиноедов в выгребной яме, в которую эти самые свиноеды испражнялись!.. Кличку придумают — вовек не отмоешься… И над детьми, и внуками, Аллах знает на сколько поколений в будущее, будут издеваться… И жена станет презирать…

Не успел!

Едва беглец вышел из-за поворота дороги, за которым уже виднелся мостик через вожделенный ручей, наткнулся на целый отряд боевиков, которые, не зная еще толком, что конкретно произошло в лагере, готовились к проческе леса. Не сообразив, что к чему, он бросился в лес, пытаясь укрыться от позора.

— Стой! — раздалось сзади.

И началась бешенная пальба из двух десятков автоматов. Вокруг о деревья густо защелкали пули.

— Не надо стрелять! — заверещал беглец.

— Выходи! — раздалось в ответ.

Делать было нечего. Он выбрался на опушку леса и оказался под прицелом своих же собратьев по вере.

— Кто такой? — грозно спросил командир.

— Сейчас расскажу, — покорно отозвался беглец.

Он уже понял, что позора и какого-нибудь пожизненного издевательского прозвища ему не избежать.

И через несколько минут всю округу и в самом деле сотрясали раскаты громового хохота.

…Даже Аргун, на что уж был занят в последнее время своими проблемами, а и то не выдержал, расхохотался, когда Шанияз Хамлаев рассказал ему об этом случае.

— Представляешь, как нужно было перепугаться? — довольный произведенным эффектом, давился смехом и сам Зульфагар. — В него постреляли из автоматов, а он из кустов вылезает — с макушек до пяток в дерьме, оно подсохло, шелушится, от тела кусками отваливается, ему от страха пить хочется, так он еще и облизывается! Его для разбирательства забрать надо, а к нему никто прикоснуться не может! Да и как его вообще в машину сажать — в таком-то виде?.. Во где цирк!..