Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выпрямившись, мужчина протянул Грею руку.
— Джек. Джек Киркленд.
Пирс представил ему всех остальных членов команды.
Проводник их оказался высоким парнем, свыше шести футов росту, волосы черные, с проседью. Судя по шрамам, тянущимся по бедру, в прошлом он тоже успел повоевать. И еще его отличала какая-то мальчишеская беззаботная грация в сочетании с мужественностью — это не преминула отметить даже Сейхан.
Грей никогда еще не видел, чтобы эту девушку так привлекал мужчина. Он услышал, как она захихикала в ответ на какую-то шутку Киркленда. Ведь Сейхан прежде никогда не хихикала. Это его даже слегка оскорбило. А затем он удивился своей же реакции. Джеку понадобилось всего несколько минут, чтобы очаровать всю его команду.
Или почти всю.
Ковальски пожал ему руку.
— Чего курим?
Джек покосился на сигару в пальцах.
— Кубинские. «Еl Presidente».
— Ого… — Ковальски разочарованно уставился на свой окурок.
— На борту «Призрака» у меня их целая коробка. — Джек мотнул головой в сторону якорного причала. — Так что не стану возражать, если у одной из них вдруг вырастут ножки и она удерет к кому-то другому.
И Джек направился вниз, к мосткам.
Ковальски словно к месту прирос.
— Этот парень начинает меня доставать.
Грей покачал головой.
Ну вот, теряю людей.
Сейхан подошла к Грею, погладила его по плечу и тихо шепнула:
— Вау!..
Что ж, мужчину можно было охарактеризовать и этим коротким словцом.
Грей вздохнул и последовал за Джеком. Неудивительно, что Пейнтеру так не хотелось привлекать к делу этого парня. Будь я на месте Пейнтера, я бы этого Джека и на тысячу миль к Лизе не подпустил.
Еще слава богу, что на пальце у этого парня обручальное кольцо.
— Ну, вот она, моя красавица, — остановившись, сказал Джек. — Моя новая гордость и радость. «Призрак».
Грей ничего не видел, кроме темной воды.
И тогда Джек вдруг спрыгнул с причала вниз — как всем показалось, в воду. Но приземлился он на твердой поверхности. Только тут Грей смог в полной мере оценить судно, которое слегка покачивалось под весом Киркленда. Даже сейчас на фоне темной воды разглядеть его было практически невозможно.
Основная часть корпуса этого подводного судна находилась ниже уровня воды. Над ее поверхностью возвышался лишь люк конической формы, напоминающий башню, и часть верхней палубы. Контуры судна было трудно различить по одной причине: сооружение это полностью сливалось с водой, потому как было сделано, похоже, из стекла.
Джек потопал ногой по прозрачной поверхности.
— Корпус сделан из нового боросиликатного полимера, прочного как сталь и одновременно обладающего низким индексом рефракции; просто идеально для подводных наблюдений. Причем чем глубже ты погружаешься, тем прочнее становится это стекло. Ну, до определенных пределов, разумеется. И сегодня лично я не собираюсь испытывать этот предел.
— Теперь понимаю, почему ее назвали «Призраком», — сказала Сейхан.
— Это моя новая любовь; оснащена всеми прибамбасами, о которых только может мечтать мужчина, — с гордостью произнес Джек. — Гидролокатор последней модели, оборудование для связи, цифровая система управления — джойстик вместо штурвала, электронный контроль плавучести, подача сжатого воздуха. Но что меня особенно заводит — так это ее сексуальные изгибы. Сконструировал ее по образу и подобию старой мини-субмарины модели Х-1. Изящная, быстрая, соблазнительная.
Услышав это сравнение, Ковальски хмыкнул.
— Может, тебя оставить с ней наедине?
— А ты все еще хочешь мою сигару? — тут же нашелся Джек.
Ковальски опустил голову.
— Прости. Не прав. Неприлично оскорблять девушку при ее парне. Она сексуальна. Да, очень даже сексуальна.
— Ну вот, другое дело, — оживился Джек и заулыбался во весь рот. — Добро пожаловать на борт. Сейчас всех разместим. Конечно, стремно близко подходить к Утопии, но опять же, кто не рискует, тот не пьет шампанского, верно?
Игнорируя все эти шутки, Грей мрачно всматривался в горизонт. Ему было не до шуток; он знал, чувствовал, что Аманде сейчас приходится совсем не сладко.
01 час 30 минут
Следующая схватка пронзила болью все ее тело.
Аманда рыдала, слезы градом катились по раскрасневшемуся лицу. От пота сорочка липла к телу. Страшную боль они пытались притупить эпидуральной анестезией[19], но снять ее целиком не получалось.
— Расширилась на восемь сантиметров, — сказала Петра, голова ее находилась между ног роженицы.
— Все по расписанию. — Доктор Блейк стоял немного сбоку, проверял по монитору силу схваток. — Вот эта была хорошая. Но я бы вколол ей еще немного пита.
На врачебном сленге слово «пит» означало «питоцин», средство для усиления схваток.
Он ввел ей препарат внутривенно, затем всмотрелся в лицо Аманды. Взял ее за руку, примотанную бинтами к кровати, тихонько сжал пальцы.
— Хотите еще ледяных чипсов?
Слепая ярость пронзила все ее существо. Она впилась ногтями в нежную плоть его запястья.
— Да пошел ты к чертовой матери! — Прежде она никогда не ругалась, но теперь даже испытала какое-то удовольствие. — Грязный ублюдок!
— И все же я принесу вам ледяных чипсов, — невозмутимо заметил Блейк. Нежно, но твердо высвободил свою руку, потом похлопал ее по ладони. — Все идет хорошо. Вы держитесь молодцом.
Другие сотрудники работали чуть в стороне — следили за показаниями приборов, меняли испачканное роженицей белье, подвозили какое-то новое оборудование. Две медсестры готовили прозрачный инкубатор с подогревом, в который планировалось поместить новорожденного.
Вернулся Блейк, в руках у него был бумажный стаканчик с крошеным льдом. Он поднес его к губам Аманды, но та резко отвернулась, не желая уступать ему даже в такой малости.
И страшно хотела, чтобы ее тело тоже сопротивлялось.
Я не отдам им моего ребенка.
Однако природу — подпитываемую к тому же сильнодействующими средствами — остановить было невозможно. Через несколько минут все ее тело изогнулось, напряглось в схватках, и она уже была не в силах сдержать этот рвущийся изнутри поток, сравнимый разве что с безжалостным приливом. Лишь зажмурилась крепко-крепко, понимая, что сейчас случится.
Нет… пожалуйста… нет!
Но мольба ее так и осталась никем не услышанной. Пришла еще одна схватка — казалось, все тело рвется на куски. Она громко вскрикнула — скорее не от боли, а от отчаяния, понимая, что проигрывает эту битву.