В глубине души Атайя сознавала, что не должна себя винить в неудаче, но никак не могла отделаться от угрюмых мыслей. Она заговорила с Алдусом, дала ему понять, что не один он знает о том, что с ним происходит, а потом покинула его в полном смятении, так и не убедив в непорочности магических сил. Позднее принцесса дважды возвращалась в собор, но его нигде не было видно.

Когда-то наступит момент, размышляла Атайя, и Алдус признается епископу в своих подозрениях. Они вместе назначат день для проведения церемонии отпущения грехов. На душе у нее становилось отвратительно, когда она думала о том, что дала Алдусу повод считать ее демоном. Защитный покров был ей в той ситуации необходим, иначе она не смогла бы спастись — или по крайней мере не успела бы придумать другой выход из положения, но понимание этого не очень-то помогало. Слухи о попытке «сбить Алдуса с пути истинного» за несколько дней облетят весь город. Епископу Люкину это только поможет.

Сейчас Атайе безумно хотелось обладать хотя бы половиной ораторских способностей отца. Кельвин мог при помощи нескольких точно подобранных слов настроить армию на победу, заставить целое государство верить своему королю и не сомневаться в его правоте. С самого детства она наблюдала за подобными явлениями, поэтому-то, наверное, так свято верила, что и у нее все получится гораздо быстрее, чем оказалось на самом деле.

Устремив взгляд в безоблачное небо, Атайя прошептала:

— Ты думаешь, что я преодолела недостаточно испытаний?

Неожиданно откуда-то из леса раздался приглушенный стон, и она вздрогнула.

Сидевшие у костра одновременно повернули головы, Ранальф и Кейл инстинктивно схватились за оружие. Через пару мгновений Тоня воскликнула:

— Кам, мы рады тебя видеть!

Ее фразу заглушили встревоженные возгласы остальных. Все повскакивали с мест и ринулись на окраину поляны.

Вернулись они с двумя другими людьми. По долговязой фигуре и взлохмаченным волосам Атайя сразу узнала Кама. А молодую женщину разглядела только тогда, когда та подошла ближе к костру и пламя огня осветило ее лицо. Даже из окна своей комнаты Атайя видела, что лицо бедняги покрыто синяками и перепачкано кровью, волосы перепутаны, а платье измазано грязью.

Атайя замерла от ужаса. Эта женщина была вовсе не новой колдуньей, приехавшей с Камом из Лефорта, это была Джильда.

Придя в себя после минутного оцепенения, Атайя рванула из своей комнаты и буквально слетела вниз по ступенькам, едва не сломав себе шею. Когда она подбежала к костру, Джильда уже сидела на бревне в плаще Мэйзона с тарелкой в руках. Ей, вероятно, совсем не хотелось есть, но она крепко сжимала деревянную посудину с тушеным мясом, словно боялась выронить ее.

Кам выглядел уставшим и серьезным и словно повзрослевшим на несколько лет.

— Я обнаружил ее на берегу реки, — угрюмо сообщил он Атайе. — Я и не думал, что она — одна из нас, но когда услышал от нее упоминание об овчарне, сразу понял, в чем дело.

— Наверное, вам с Кейлом следует подготовить для Джильды комнату. А Мэйзона и Ранальфа я попрошу осмотреть лес — вдруг кто-нибудь следил за Джильдой и Камероном?

Тоня отправила Кордри к ручью вымыть посуду после ужина, и, когда все разошлись, Атайя села на бревно рядом со своей ученицей.

— Не приближайся ко мне! — В глазах Джильды вспыхнула колючая ярость. — Все из-за тебя! — Резко отвернувшись, она склонила голову и замерла, погрузившись в свое горе.

Атайя озадаченно взглянула на Тоню. Та тоже подсела к Джильде и принялась ласково гладить ее по волосам.

— Ну, расскажи нам, что с тобой произошло, моя дорогая.

Джильда немного смягчилась, гнев и ненависть постепенно отступили от нее, уступив место безутешному страданию и безнадежности.

— Я размышляла над тем, что ты сказала мне в тот день. — Она немного повернула голову в сторону Атайи. — О том, как воспринимать свои колдовские способности — как зло или как благо. — В ее словах звучала обида и злость. — Я решила по твоему совету повесить светящийся шар над колыбелью, просто посмотреть, как это будет выглядеть. — Она замолчала, отчаянно покачала головой и еще больше опустила плечи. — Я даже не слышала, что он пришел! Никогда не забуду выражение его глаз: испуганное, презрительное… Он смотрел на меня так, будто я превратилась в самого дьявола. А потом… — Джильда громко всхлипнула, дотрагиваясь до опухшего лица. — Он кричал, что не хочет видеть нашего ребенка, что это будет исчадие ада, а не человек, что догадывался о моем проклятии как только женился на мне, что вся наша жизнь вместе — ложь…

Она сделала глубокий вдох, чтобы продолжить свой рассказ.

— Я не могла воспользоваться заклинаниями, которым вы учили меня, ведь это мой муж! Но когда он ушел за священником, я поняла, что должна бежать. И теперь мне некуда идти. Если я вернусь домой, он убьет меня. Или отдаст на расправу в церковь… меня и моего малыша… — Не в силах вымолвить больше ни слова, Джильда закрыла лицо ладонями и беззвучно зарыдала, вздрагивая всем телом.

— Все будет в порядке! — Атайя положила руку ей на плечо. — Теперь ты в безопасности.

Джильда резко отдернулась.

— В безопасности? Вы во всем виноваты! Вы создаете столько проблем! Лучше бы я никогда не связывалась с вами!

В тот момент, когда гневные слова слетали с ее губ, огонь в костре вдруг взметнулся ввысь, увеличиваясь вдвое, достигая высоты старой часовни. Атайя отпрянула назад, боясь, что загорится юбка. Джильда истерично закричала, не то от страха, не то от сознания того, что виной неожиданному буйству огня является она сама.

— Ну-ну, только не это, — успокаивающим тоном пробормотала Тоня. — Не волнуйся так, а не то подожжешь весь лес.

Постепенно страх Джильды поулегся, тупо уставившись в пустоту, она обмякла, и казалось, вот-вот упадет без сознания.

Вскоре во дворе опять появился Кам.

— Комната готова, — сообщил он.

— Тогда пойдем. — Тоня взяла Джильду за руки и помогла ей подняться на ноги. — Сейчас я приготовлю тебе что-нибудь выпить, что-нибудь быстродействующее. И посижу с тобой, пока ты не уснешь.

Совершенно обессилевшая Джильда покорно последовала за Тоней, а Кам и Атайя остались вдвоем у огня.

— Она в ужасном состоянии, но раны и повреждения, к счастью, несерьезные, — сказала Атайя и устало потерла глаза.

Через несколько минут из леса вернулись Мэйзон и Ранальф.

— Никого не обнаружили, — сообщил Ранальф. — Но определить это было сложно. Наш многоуважаемый учитель спотыкался о каждую ветку и шумел, как стадо кабанов.

Мэйзон окинул бывшего наемника убийственным взглядом, но по тому, как торопливо он попытался перевести разговор в другое русло, можно было понять, что слова Ранальфа не лишены оснований.

— Как съездил в Лефорт, Кам? Домашние обрадовались?