Когда он повел своих рабочих вниз, чтобы проверить фундамент и месторасположение будущего подвала, Беатрис осталась одна в огромном, пустом помещении. Волнуясь оттого, что ее мечта приобретает конкретные очертания, она все же была не так счастлива и удовлетворена, как хотелось.

Беатрис прошлась по залу, вслушиваясь в эхо, сопровождавшее стук ее каблуков по деревянным полам. Звук был гулким и пустым, таким же пустым, как ее душа. Она все еще не получила никакого известия от Коннора и наконец сама послала ему записку за день до этого вместе с приглашением прийти на распродажу акций. Ответа не последовало.

Ее собственная реакция на его молчание беспокоила ее не меньше, чем само молчание. Вот почему, говорила она себе, она так долго держала людей на расстоянии... из-за этой неуверенности, тревоги, из-за боли, зарождавшейся где-то в глубине сердца. Без сомнения, он был очень занят, ведь до выборов оставалось всего три недели. Два дня назад в газете появилась статья о его посещении трудового конгресса и демократического митинга в Нижнем Ист-Сайде. У него было очень много забот. Коннор занимался делами, которыми пренебрег, чтобы помочь ей.

Беатрис вздохнула и подошла к окнам, чтобы оценить вид, который откроется постоянным посетителям, пока они будут ждать. К своему удивлению, она увидела Элис, спешащую к главному входу. Беатрис пошла ей навстречу.

– Вот. – Элис сунула ей в руки письмо и прислонилась к каменной колонне, чтобы отдышаться. – Это только что прибыло... очень важно.

Беатрис увидела, что Элис уже открыла конверт и прочитала письмо, как она поступала со всей деловой корреспонденцией. Письмо было от вице-президента Объединенной корпорации. Всего два коротких предложения. «В четверг утром, ровно в 10 часов, состоится срочное заседание правления директоров Объединенной корпорации. Ваше присутствие необходимо». Беатрис перевернула письмо, оглядела его в поисках объяснения...

– Какая причина? Почему вдруг срочное заседание? Элис, бледная, с двумя красными пятнами на щеках, протянула Беатрис газету, которую держала в руках.

– Страница четыре... наверху...

Заголовок обрушился на Беатрис, как удар молота: «Скандал в корпорации – женщине-президенту предъявлено обвинение в аморальности!» Ее глаза расширились от ужаса, когда она просмотрела статью. «Свидетели утверждают, что наблюдали, как президент Объединенной корпорации, богатая финансистка и суфражистка Беатрис фон Фюрстенберг развлекалась непристойным, аморальным образом в заведении, обладающем дурной славой и известным под названием «Восточный дворец»...»

С упавшим сердцем Беатрис читала распаляющие воображение строчки, которые в деталях описывали, как она «выступала» перед пьяными посетителями в паре с одним из мужчин из числа персонала борделя. В статье ее называли представительницей того крыла женского движения, которое выступает против брака, за «свободную любовь». Далее утверждалось, что, без сомнения, многие мужчины захотят подтвердить, что она является «ярой сторонницей плотских утех». Заканчивалась оскорбительная статья следующими словами: результатом этих обвинений стало «требование подавленных членов правления собраться на срочное заседание завтра утром», и будто бы «ожидается, что они немедленно сместят миссис фон Фюрстенберг с поста президента Объединенной корпорации».

Беатрис, казалось, перестала дышать, пока читала злобный пасквиль желтой прессы. Прислонившись к стене, она пыталась взять себя в руки. Что она будет делать? Элис задала ей тот же вопрос:

– Что вы будете делать?

Для Беатрис был возможен только один ответ:

– Бороться, что же еще?

Следующие двадцать четыре часа прошли для Беатрис словно в тумане. То она погружалась в воспоминания о разделенной любви и ее охватывала радость при мысли о том, что цель, которую она поставила перед собой, достигнута. В следующую минуту ей начинала досаждать толпа посетителей, размахивающих газетами и желающих узнать, действительно ли она самая порочная из представителей большого бизнеса. После обеда прибыли вице-президент правления корпорации Грэм и секретарь Райт, чтобы убедиться, что она непременно будет присутствовать на срочном заседании. Вскоре с предложением поддержки пришли Лейси Уотермэн и Франни Эксцельсиор. Затем явился Мартин Харриман из Чейз-Дарлингтонского банка, а за ним пожаловали Сьюзан Энтони и Кэрри Чапмен Кэтт, которые в интересах справедливости хотели знать правду.

Когда Беатрис решила, что наконец-то сможет передохнуть, нахлынула толпа юристов из фирмы, представлявших корпорацию на проходивших в данный момент деловых переговорах. Каждый посетитель имел при себе скандальную статью, и каждый задерживался, чтобы попытаться что-нибудь разнюхать. Кто-то делал это тонко, кто-то неуклюже, но все как один выводили Беатрис из себя. Единственный, кто не появился, хотя как раз его появления она ждала с нетерпением... был Коннор.

После ужина, удалившись в свою комнату вместе с Элис, она все ходила из угла в угол, взвешивая свои предстоящие действия. Конечно, можно было открыть всю правду, но это означало раскрыть те роли, которые сыграли Коннор, Присцилла и Джеффри в этом абсурдном спектакле. Хуже того, вся правда, в конце концов рассказанная Элис, даже для собственных ушей Беатрис звучала так нелепо, что трудно было представить, как ее воспримут остальные.

Наконец она решила отыскать автора статьи и узнать, откуда он почерпнул информацию. Если она сможет доказать, что Линч и Уинтроп были теми самыми «источниками», которые упоминаются в газете, тогда она заявит, что это те же самые слова тех же самых людей... которые публично предают интересы корпорации, пытаясь навязать правлению свою волю. Эта попытка захвата власти может не понравиться членам правления, и тогда они будут вынуждены поддержать ее и замять скандал. Риск заключался в том, что могли действительно существовать и другие свидетели, видевшие и узнавшие ее. Беатрис понимала, что в таком случае ей оставалось только рассказать правду и стоять на своем – она никогда не «гуляла» и не «выступала» в «Восточном дворце» и не участвовала ни в каких грязных развлечениях. Это она могла утверждать с чистой совестью.

Она вызвала Диппера и Шоти и отправила их побродить по барам, расположенным поблизости от редакции газеты в Нижнем Ист-Сайде, в надежде, что они смогут узнать личность и местонахождение репортера – автора статьи. Но когда они ушли, по дороге споря, с каких таверн и салунов лучше начать, она всерьез засомневалась в успехе. Беатрис лежала в тоске без сна, думая, что сейчас на карту поставлено не только ее положение в корпорации. Писака особое внимание уделил тому, что она – суфражистка и общественная деятельница. Все, ради чего она трудилась – права женщин, нормальные условия труда, уменьшение количества детей на производстве, организация банка, который обслуживал бы женщин на равных с мужчинами условиях, – все могло пострадать от того пятна, что появилось на ее репутации. Беатрис отчаянно требовалось поговорить с Коннором.

Где он? Почему не ответил на ее записку, не зашел, как обещал раньше? Она попыталась представить, что он подумал, когда увидел сегодня утром статью... если он ее видел. Потом Беатрис вспомнила, как тщательно Коннор просматривал утренние газеты, когда они были в Олбани. Конечно, он видел статью. Наверняка он знал, что история может иметь самые печальные последствия и для него. Ее сердце заколотилось при ужасной мысли, что Коннор тоже сейчас подвергается риску. Его уже связали с ней в газетах, и теперь все, что чернит ее репутацию, может запачкать и Коннора и дать его противникам в руки оружие, которое они используют на выборах.