— Карету, кота, молочницу, трубочиста!

— Стайку пушисто-жёлтых цыплят, грозовое облачко, пьяненького купца!

— Паруса кораблей! Тележное колесо! Одинокую чайку!

— И скрип этого колеса, и крик этой чайки!

Адония, положив руки на край столешницы, чуть наклонилась вперёд и проговорила:

— Я знаю, чего тебе хочется сейчас больше всего!

— В самом деле? — изумлённо и тихо проговорил Доминик.

— Да. И хочу тебя попросить: пусть это будет уголёк и охра.

Как на первом твоём увиденном мною рисунке!

Спустя пять минут Доминик, придерживая снизу знакомую ей дощечку, постукивая и скрипя углем, покрывал картон стремительными штрихами. Адония сидела, позируя, какое-то время, потом быстро встала, сказав «я сейчас!», принесла лист, перо и чернила. И почти час сидела, покусывая губы, и время от времени торопливо покрывала лист беглыми чёрными, влажными строчками.

Пролетел этот час.

— Я почти закончил, — одарив Адонию сияющим взглядом, сообщил Доминик.

— Я тоже — почти! Вот послушай!

Приподняв перед лицом лист, она стала читать, выделяя паузы:

— Невесомой звездой. Я лечу за тобой. Мы расстались в небесных мирах.

Переведя дыхание, она взглянула поверх кромки листа на замершего над неоконченным рисунком Доминика и продолжила:

— В лучезарной дали. Далеко от Земли. Ты мечтал о земных городах.

— Умоляю, — прошептал Доминик, — читай дальше!

— То в багряном огне. То на белом коне. То в атласе карет, то в пыли. (Она снова бросила быстрый взгляд.) — То в шелках, то босой. Я иду за тобой. По бескрайним дорогам Земли.

— Это всё?

— Пока всё. Вот ты завершишь мой портрет, и я допишу. Осталось немного.

— Нет! Я не смогу рисовать, пока не услышу финал!

— Хорошо. Тогда подожди. Финал уже поёт в моей груди. Осталось только слова подобрать…

Спустя ещё пять минут, остановив стремительный бег пера, она отложила его, выпрямилась, глубоко вздохнула и, читая с листа, завершила:

— Мимо синих морей. Золотых королей. Мимо вечных рабов и господ. Я иду сквозь века. Я бессмертна, пока в моём сердце надежда живёт.

— Как ты назовёшь это стихотворение, звёздочка? — не стыдясь выступившей слезы, спросил Доминик.

— «Эсперанса».

— «Надежда»?

— Ах, ты знаешь испанский?

— Я знаю единственное слово в нём. «Эсперанса».

Где-то далеко, в пригороде, скрипуче провозгласил утро петух. Синева в окне посветлела. Приближался рассвет и вёл за собой новый, наполненный неведомым, неумолимый день.

ЭСПЕРАНСА

Альба, Бэнсон и Симеон прибыли в Плимут на неделю позже сбежавших оборотней. Неизвестно, чем закончились бы события, если бы Алъба столкнулся в порту с Адонией и дрожащим над своими пистолетами Рылом, но их корабль на пути из Бристоля в Плимут заходил в Барнстепл добирать груз. Поэтому, когда Альба ступил на мол гавани, ни Адонии, ни Рыла, ни Филиппа там уже не было. А был, если применить вполне уместную метафору, рёв невидимого подземного пламени и грозный гул небесных колоколов: отзвуки кармы, вмешавшейся в жизнь двух любящих друг друга людей.

Если карму, этот известный всем образованным людям термин индуистской мистики, понимать как эхо судьбы, отозвавшееся на накопленные до критической величины поступки и мысли, то это эхо на второй день знакомства докатилось до Адонии и Доминика.

— Славно, что ни один корабль не пришёл ночью в порт! — сказала, как только закончился крик петуха, Адония.

— Как ты определила, что не пришёл? — удивлённо посмотрел на неё Доминик.

— В противном случае за мной сразу бы прислали гонца. Есть в адмиралтействе человек, которому за это отменно заплачено.

— Не будет большой бестактностью с моей стороны поинтересоваться, кого ты с таким усердием высматриваешь в порту?

— Я думаю, Доминик, что сегодня я тебе всё расскажу. Мне нужно только с патером посоветоваться.

— Хорошо. Но мы ведь вместе сегодня отправимся в порт, верно? Мне бы не хотелось расставаться с тобой ни на минуту.

— Ох, нет, Доминик! Пожалуйста, нет! Если я встречу этого человека, то… Лучше бы тебе не видеть того, что произойдёт!

— Хорошо, Адония. Не волнуйся. Я останусь здесь и буду ждать, когда ты вернёшься.

— Прекрасно. Тогда, если ты попробуешь приготовить обед, я на полчаса заеду днём, пообедаем вместе.

— Конечно, попробую! И, думаю, что удивлю тебя: я отменно готовлю.

— Тогда — до встречи? Вон мой слуга уже подкатил в нашей карете.

И Адония отправилась в порт, а Доминик поспешил посетить начинающий готовиться к долгому дню рынок.

Купив всё необходимое для изысканного обеда, художник принёс в снятую ими комнату тяжёлую корзину. (Помимо продуктов в ней лежал подарок: новенькие, женского размера, ботфорты, белые кожаные лошер-клоты и плащ.) Но, войдя в дверь, он в растерянности остановился: в комнате, которую он перед уходом запер, находились чужие люди.

— Здравствуй, Доминик! — поприветствовал художника расположившийся за их круглым столом старый монах.

И, встав со стульев, отдали едва намеченные поклоны ещё двое: похожий на рыцаря крепкий мужчина лет тридцати и встреченный ими вчера тонконогий громила с массивными кулаками и приплюснутой головой.

— Добрый день, — поклонился в ответ художник.

— Меня можешь звать просто «патер». Я — наставник Адонии. Это — Филипп, это — Стэйк. Не взыщи, что вошли самовольно. Ситуация очень сложная.

— Адонии угрожает опасность? — быстро спросил Доминик.

— Весьма умеренная, — «утешил» его монах. — Пройди и сядь. Нам предстоит важная беседа. А времени, чтобы ты знал, очень мало.

Доминик, поставив возле дверей корзину, сел за стол.

— Адония много лет состоит в нашем братстве, — сообщил, задумчиво глядя в окно, Люпус. — Она не рассказывала тебе?

— Нет, патер. Она сказала, что должна посоветоваться с вами.

Люпус многозначительно посмотрел на Филиппа и Стайка. Те понимающе покивали.

— А я, прошу прощения за нетерпеливость, могу узнать, что это за братство и почему Адонии угрожает опасность? Я чувствую какую-то беду, и это меня очень тревожит.

— Не только можешь узнать, сын мой, но и должен. Я буду краток. В Англии был один заброшенный замок. Сейчас там действует монастырь. Я — его настоятель. Но монастырь — только маска. Наши монахи — это тайные рыцари, которые не желают жить по королевским законам. Самые сильные и смелые, став капитанами, набирают себе способных бойцов и отправляются по свету добывать золото. К слову сказать, в подвалах монастыря сейчас столько золота, что позавидовали бы некоторые государства. На сегодняшний день у нас тринадцать капитанов, и у каждого — многочисленный отряд тренированных воинов. Приближается день, когда мы подкупим бедное городское отребье, захватим Лондон, свергнем власть короля и завладеем всей Англией.