Это было грубым нарушением протокола. В дипломатической и любой другой переписке имя адресата из учтивости всегда ставилось на первое место, затем следовали льстивые заверения в почтении. Сам Эхнатон получил множество таких писем от царя хеттов.

Письма к Эхнатону начинались с таких слов: «Царю, моему повелителю, моему богу, солнцу на небесах: я, твой слуга, грязь у твоих ног… У ног моего царя и моего повелителя семь раз и еще семь раз я падаю ниц на спину и на грудь». (Это обращение взято из послания индоарийского принца Иудеи Сувардаты, информировавшего Эхнатона о его тревоге в связи с наступлением хеттов.)

И еще одно: «Царю, моему повелителю, моему богу, моему солнцу: я, Ябитри, твой слуга, пыль у твоих ног… преданный слуга моего царя…Я смотрю на царя, моего повелителя, и вижу исходящий от него свет… Я вечно буду у твоих ног… на шее своей я ношу ярмо моего повелителя, моего царя…»

А это письмо прислал Эхнатону другой принц Иудеи: «У ног моего царя, моего повелителя, солнца на небесах, семижды семь раз я простираюсь на животе и спине…»

Нарушение этикета Эхнатоном может указывать на то, что он отказался от использования обычных обращений, принятых в дипломатии. И разумеется, он ничего не предпринял, чтобы поддержать дружбу, о которой просил хеттский царь. Своим девизом Эхнатон выбрал слова «живи в правде». Может быть, он считал, что недостаточное проявление уважения могущественному собрату-царю – это тоже выражение правды? С другой стороны, он мог просто не доверять всем хеттам, и у него были на то причины. Или это были первые признаки болезненного состояния, которое позже вылилось в снижение интереса ко всему, что происходит в мире, за исключением Амарны.

А может, он просто не видел повода для волнений. К чему волноваться?

Его предки завоевывали страны и города, покоряли племена людей и полчища диких животных. Он же, Эхнатон, побеждает богов.

Он получил трон при самых благоприятных обстоятельствах, когда хетты были оттеснены в Азию, а весь Египет и его вассальные государства клялись в верности. Ему присылали сокровища, ему платили дань.

Митанни – какая угроза может от нее исходить? Не сам ли царь Тушратта уверял его в преданности и разве не был отец Эхнатона женат на митаннской принцессе? Что касается угрозы от ассирийцев, то прежний царь Ассирии позволил послать священный образ величайшей богини Евфрата умирающему отцу Эхнатона.

В Амарну продолжала поступать дань. Платили даже те, кто, по слухам, готовил против него заговор. А что касается встревоженных писем мелких царьков, то его не интересовали ни слухи, ни войны.

Теперь все его интересы были сосредоточены на городе Солнца.

Проницательный наблюдатель политической жизни в Фивах, каким, несомненно, был Ай, должно быть, приостанавливался перед огромной дверью опустевшего храма Амона. Здесь, перед двумя колоссами Аменхотепа III, стояла посвященная Амону стела. Этот храм был одним из восьми, опустошенных Эхнатоном в Фивах. Целую армию каменщиков направил он в храмы и святилища, приказав стереть имя старого бога. Прежде на этой двери в самом сердце Фив находилось самое известное изображение Амона в Египте.

Не исключено, что рука каменщика, которому было приказано его уничтожить, дрожала от вынужденного святотатства, так как имя Амона было разрушено лишь частично.

Это все еще заметное полустертое изображение было символом угрозы Эхнатону, если бы он пожелал внимать предупреждениям. Но он игнорировал предупреждения и угрозы, включая и быстро надвигающуюся армию хеттов.

О растущем в Фивах возмущении Ай мог попытаться предупредить упрямого царя через его мать, царицу Тиу. Несомненно, именно Ай уговорил Тиу совершить свое первое и единственное путешествие в Амарну и посмотреть, что происходит в городе Солнца.

Это случилось после смерти Аменхотепа III. Быстрая колесница, перевозившая срочные сообщения между Фивами и Амарной, должна была предупредить о прибытии царицы-матери. Благодаря амарнским художникам и писателям, мы можем представить толпы людей, собравшихся на украшенном колоннами каменном причале, увидеть оставленный посередине живописный проход, услышать приветственные крики и вообразить, как по разлившемуся Нилу с юга величественно подошла украшенная флагом фиванская барка. Овдовевшая царица сошла на причал, где среди цветов и под звуки песен ее поджидали сын и прекрасная Нефертити, в окружении «гирлянды принцесс», ее внучек.

С какой гордостью должны были Эхнатон и Нефертити показывать царице-матери свой город Солнца! Все, что Тиу увидела в этот день, должно было усилить ее уважение к регентам, а возможно, и ее страхи. Большую часть своей жизни царица Тиу провела в восточном великолепии, но даже ее, царицу, правившую империей, Амарна должна была ошеломить. Музыканты играли, певцы пели для нее песни, амарнские поэты слагали стихи, амарнские скульпторы воплощали ее в камне. Царица-мать восхищалась своим сыном, его семьей и двором. Ей показали Великий храм, дворцы и ее собственный дворец с амбаром и сокровищницей. Один из амарнских художников написал картину, названную «Введение царицы-матери в ее Солнечную беседку» – личную, посвященную Атону часовню царицы Тиу, в ее собственном саду.

Царица-мать была проницательной и хорошо информированной. Она должна была откровенно поговорить с Эхнатоном и наверняка не один раз поговорить с Нефертити как царица с царицей. Она знала о разрушительной кампании, развернутой против Эхнатона и его нового города жрецами Амона.

Египет не поддержал указ Эхнатона о том, чтобы сделать атонизм государственной религией.

Веру, которая сделала страну могущественной, нельзя было уничтожить царским указом.

В ужасающем молчании выслушали жители Фив чтение царского указа. В соответствии с этим указом запрещалось упоминать, писать, вырезать имя старого бога или молиться ему в какой бы то ни было форме. Они видели восемь опустевших храмов Амона в Фивах и слышали о многих других храмах, откуда были изгнаны жрецы, теперь вынужденные просить милостыню в городе. Их храмы грабили, статуи Амона разбивали и выбрасывали из дверей, а сами двери опечатывали. Жрецы были выставлены на улицу, им больше ничего не оставалось делать, кроме как произносить проклятия. Имя Амона было стерто даже с царских гробниц, а поля, стада и сокровища – конфискованы и переданы Атону. Царь ограбил богатейшего бога Египта, отняв у него все мирские богатства, но он не мог отобрать у него веру людей в его сверхъестественную силу.

Жрецам Амона запрещалось появляться в общественных местах в своих традиционных белых одеждах, сандалиях и плащах из леопардовых шкур. Они скрывались, но не прекратили сопротивления – втайне они продолжали бороться, чтобы вернуть себе былую власть. Перед наскоро сооруженными алтарями с образами Амона и других богов они молились о разрушении Амарны и гибели ее царя.

Жрецы Амона были известны действенностью своих проклятий.

Египет был страной магии. Жрецы Амона использовали магию не только для лечения, но и для проклятий. Одним из распространенных способов было изготовление восковых фигурок тех, кого они проклинали. Проклятия становились особенно эффективными, если в воск добавлялись обрезки ногтей или прядь отрезанных волос приговоренного. Затем над фигуркой произносились заклинания, в нее могли что-нибудь вонзить, ее могли изувечить или медленно расплавить на священном огне. В результате у проклинаемого начиналась сильнейшая лихорадка, которая заканчивалась смертью.