Король пережил герцога на пять лет. Он скончался на сорок втором году жизни и двадцать третьем своего правления. Эдуард был человек одаренный и обладал многими достоинствами, но он был себялюбив, беспечен, распутен и жесток. Народ полюбил его за приятные манеры и проявил тут редкое постоянство. Раскаявшись на смертном одре в «добровольных пожертвованиях» и прочем вымогательстве, король приказал вернуть людям все, что было у них отобрано. И еще он созвал к своему ложу разбогатевших членов семьи Вудвилов и других гордых дворян, чьи корни были древнее, и постарался примирить их всех, чтобы власть мирно перешла к его сыну во имя спокойствия Англии.

Сыну покойного короля, принцу Уэльскому, названному в честь него Эдуардом, было всего тринадцать лет, когда умер отец. Он находился в замке ЛадЛоу со своим дядей, графом Риверсом. Брат принца, одиннадцатилетний герцог Йоркский, оставался в Лондоне с матерью. Дядя мальчиков, Ричард, герцог Глостер, был в то время самым смелым и самым хитрым человеком в Англии, многие боялись его и задавались вопросом, станет он племянникам другом или врагом.

Больше других беспокоилась их мать, королева: она хлопотала о том, чтобы лорд Риверс отправил молодого короля в Лондон в сопровождении войска, обеспечив ему безопасность в дороге. Но лорд Гастингс, придворный из партии противников Вудвилов, не хотел, чтобы им досталась власть, не внял королевиной просьбе и снарядил Эдуарда в путь с охраной из двух тысяч всадников. Сперва герцог Глостер повел себя так, что все подозрения показались напрасными. Приехав из Шотландии (где он командовал армией) в Йорк, герцог первым присягнул на верность племяннику. Затем, написав королеве-матери соболезнующее письмо, Глостер направился в Лондон на коронацию.

Тем временем, молодой король держал путь в Лондон вместе с лордом Риверсом и лордом Греем и остановился в Стоуни-Стрэдфорде, в десяти милях от Нортгемптона, где находился герцог Глостер. Узнав, что его дядя так близко, оба лорда предложили съездить к нему и поприветствовать от имени племянника. Мальчик охотно согласился, и они поехали. Герцог Глостер, дружески встретив их, пригласил с ним отобедать. Вечером, когда веселье было в разгаре, с тремя сотнями всадников явился герцог Бекингем. Наутро два лорда, два герцога и триста всадников поехали к королю. При въезде в Стоуни-Стрэдфорд герцог Глостер, придержав своего коня, обратился к лордам и обвинил их в том, что они якобы хотели очернить его в глазах милого племянника, приказал взять их под стражу и отвезти назад. Затем вместе с герцогом Бекингемом они прибыли к королю (оказавшемуся теперь в их власти), пали перед на колени, заверили его в своей безграничной любви и преданности, распустили стражу и увезли в Нортгемтон. Через несколько дней короля доставили в Лондон и поселили в епископском дворце. Но там он оставался недолго, потому что герцог Бекингем с озабоченным лицом, не скрывая своего страха за мальчика, предложил для спокойствия поместить его до коронации в Тауэр. Итак, короля потихоньку отправили в Тауэр, а герцог Глостер стал именоваться протектором. Глостеру обычно все легко сходило с рук — он был умен, красноречив и недурен собой, если не считать того, что одно плечо у него было сильно выше другого, и когда молодой король въезжал в город, он обнажил голову, всем своим видом выказывая радость, но мать мальчика забеспокоилась пуще прежнего. А уж когда сын очутился в Тауэре, она до того встревожилась, что вместе с пятью дочками укрылась в Вестминстере.

Осторожность королевы оказалась совсем не лишней, так как герцог Глостер, узнав, что лорды, враждебные семье Вудвилов, хранят верность королю, решил упредить удар.

Пока эти лорда держали совет в Тауэре, герцог собрал своих сообщников во дворце Кросби на Бишопсгейт-стрит. И в один прекрасный день, подготовившись, он явился на совет в Тауэр в приподнятом, шутливом настроении. Особенно приветлив был он с епископом Ильским: похвалил землянику, которая росла у того в саду в Холборн-Хилле, и попросил собрать для него немного к обеду. Загордившись оказанной ему честью, епископ отправил одного из своих людей набрать ягод, герцог ушел в таком же веселом расположении духа, а все члены совета сошлись на том, что он необычайно приятный человек. Однако вскоре Глостер вернулся, настроенный иначе, далеко не так благодушно, и, нахмурившись, сердито спросил:

— Какого наказания заслуживает человек, задумавший погубить меня, законного покровителя и ближайшего родственника короля? — На этот странный вопрос лорд Гастингс ответил, что такой человек, кем бы он ни был, заслуживает смерти. — В таком случае я скажу вам, что это две колдуньи — жена моего брата (он имел в виду королеву) и Джейн Шор. Своим колдовством обе они разрушают мое здоровье, из-за них у меня усохла рука, и сейчас вы в этом сами убедитесь. — Задрав рукав, герцог Глостер показал руку и впрямь сухую, но от рождения, как было всем известно.

Джейн Шор была прежде возлюбленной короля, а ныне — лорда Гастингса, и тот, мигом догадавшись, куда клонит герцог, ответил:

— Если эти женщины виноваты, то понесут наказание.

— Если? — воскликнул герцог Глостер. — Как ты посмел усомниться в моих словах? Я сказал, что они виноваты! Ты за это ответишь, изменник! — И он с силой ударил кулаком по столу.

Удар послужил сигналом его людей, ожидавших за дверью, и они, тоже восклицая: «Измена!», ворвались с оружием в руках в помещение.

— Для начала, — сказал герцог Глостер лорду Гастингсу, — я возьму тебя под стражу! И приведите к нему немедленно священника, — добавил он, обратившись к вооруженным людям, — потому что, клянусь святым Павлом, я не сяду обедать, пока не увижу его отрубленной головы.

Лорда Гастингса поспешили отвести на лужайку к тауэрской часовне и отсекли ему голову на первом же бревне, подвернувшемся под руку. После чего герцог, отобедав с отменным аппетитом, призвал к себе самых именитых горожан и поведал им, как лорд Гастингс и прочие задумали уничтожить его и лорда Бекингема, и наверняка добились бы своего, если бы заговор не был своевременно раскрыт. Попросив собравшихся уведомить остальных жителей города о происшествии, герцог подписал бумагу (заранее заготовленную и аккуратно переписанную) того же содержания.

В тот самый день, когда герцог Глостер обделал свои делишки в Тауэре, сэр Ричард Рэтклиф, самый смелый и дерзкий из его подручников, поехал в Понтефракт, арестовал там лордов Риверса, Грея и еще двоих, и без суда казнил их открыто на эшафоте, якобы за покушение на жизнь герцога Глостера.

Еще через три дня, чтобы не тратить время попусту, герцог в сопровождении епископов, лордов и солдат спустился на своей барке вниз по реке к Вестминстеру и потребовал, чтобы королева отдала своего младшего сына, герцога Йоркского, под его надежное крыло. Королева, не рискуя ослушаться, поплакала и отдала ребенка, и Ричард Глостер отвез его в Тауэр к брату. Потом он схватил Джейн Шор, и за то, что она была возлюбленной короля, отобрал у нее все имущество и приговорил к публичному наказанию: босиком, в рубище, с зажженной свечой в руках, ей пришлось пройти по самым людным улицам города к собору Святого Павла.