– Именно поэтому я и понял, кто преступник, – сказал мне Григорий Васильевич. – Господин исправник недавно прислал мне письмо и просил проверить все каретные сараи в округе – тайно и незаметно. До него дошел слух, что какой-то человек в трактире болтал – купил-де карету в одном имении близ Заярского, а никак не может добиться, чтобы ее ему показали. Я легко смог пробраться в Заярское и в другие имения окрест, вот только в Самородово ходу мне не было, ибо Никита бессонно, денно и нощно бдил здесь. А сегодня я воспользовался суматохой, которая содеялась из-за убийства Деминых, и проскользнул сюда. Конечно, Никита на меня навалился, но я был готов обороняться… и одолел его. А господин Самородов так торопился первым оказаться на месте своего ночного преступления, что и не заметил, как я отстал и свернул сюда. Теперь надо предупредить полицию, что доказательство найдено, чтобы они задержали Самородова.

– Ты напиши записку – и мы пошлем Мишку ее передать, – предложила я. – Только надо сказать ему, чтобы сделал это тайно от Самородова. Но подожди – я хочу найти кое-что… мне кажется, здесь есть еще одно доказательство.

Мы открыли дверцу кареты, я забралась внутрь, и первое, что увидела – небрежно разбросанные по полу книги. Мои книги! Те самые, которые пропали при лесном нападении.

Итак, это было полное доказательство того, что логово разбойников находилось именно здесь.

Руки мои дрожали, когда я поднимала знакомый томик Шекспира и открывала его, чтобы прочесть любимые строки, подчеркнутые отцом: «I am but mad north-north-west», «Я безумен только в норд-норд-вест»…

Я прочла их, улыбнулась и положила книгу на сиденье. Я заберу ее потом, когда будет покончено со всем кошмаром, царившим в округе.

– А как же ты узнала, что карета может быть здесь? – спросил Григорий Васильевич.

Мы выбирались из сарая, писали записку помощнику исправника, отправляли Мишку в Демино, наказав действовать тайно и осторожно, а я между тем рассказывала, что мне удалось узнать в Заярском, выслушав рассказ Алекса и заглянув в сундучок Вольфа Дугласа.

Когда я описывала его содержимое, Григорий Васильевич побледнел.

– Какое изощренное злодейство! Мыслимо ли такое вообразить?! Что же это значит? Получается, Вера прониклась этой злостью там, в Англии, и не смогла остановиться здесь?

– Я думаю, она была там пособницей своего мужа, а здесь стала искать себе нового сообщника. И нашла его в лице Самородова. Они украли драгоценности Чужанина из банковской конторы, они разбойничали на дорогах, они…

– Они убили мою жену, потому что Вера ненавидела ее, и они убили эту бедную девушку, потому что Вера решила, будто я хочу на ней жениться, – печально продолжил Григорий Васильевич.

Я взяла его за руку и тихонько пожала. Он в ответ стиснул мои пальцы, а потом прижал мою руку к губам.

Мы обнялись и постояли так несколько минут, а потом Григорий Васильевич помог мне сесть верхом, сам вскочил в седло своего коня, которого мы нашли привязанным к дереву у околицы Самородова, и мы направились в Демино.

– Неужели Иван Сергеевич даже не подозревал о преступлениях сестры? – с изумлением спросила я.

– Кто знает, – пожал плечами Григорий Васильевич. – Мы с ним знакомы с детских лет. Он очень слабый человек и боится любой ответственности. Оттого и не женился так долго, оттого и смотрел сквозь пальцы на то, что сестра сначала за мной гонялась, потом выскочила за первого попавшегося англичанина, а потом вступила в связь с Самородовым. Про то, что они любовники, давно слухи ходили, да только никто не мог предположить, что они еще и злодейские пособники…

Мы остановились. Последние вечерние краски догорали в небесах, и меня вдруг пробрал озноб. Вещий холодок закрался в сердце.

– Нужно вернуться в Заярское! – воскликнула я.

– Почему? – удивился Григорий Васильевич.

– Что-то случилось… я не знаю что, но стряслась какая-то беда!

Вдруг до нас долетел топот копыт. Кто-то стремглав летел навстречу.

– Эй, стой! – крикнул Григорий Васильевич, снимая с плеча ружье. – Стреляю!

– Барин Григорий Васильевич! – раздался знакомый голос. – Не погубите! Это я, Мишка!

– Мишка! – удивилась я, узнав рыжего конюха. – Ты уже вернулся из Демина?!

– Я туда не доехал, – отвечал Мишка. – Я всех на полпути встретил, ну и подскакал к господину полицейскому и записку вашу ему передал. А уж темно было. Пока свет ему подали, пока он прочитал, пока то да се…

– Не может быть! – в ярости вскричал Григорий Васильевич. – Не может быть, чтобы Самородов ускользнул!

– Он-то не ускользнул, его в самый последний миг схватили, да барыня наша исчезла.

– Почему? – резко спросил Григорий Васильевич.

Я понимала его напряжение. Ведь Мишка не знал, что пособницей Самородова была Вера Сергеевна. Этого никто не знал, кроме нас!

– Да ведь господин Самородов на нее донес! – простодушно воскликнул Мишка. – Как начали стражники ему руки крутить, он как закричит: «Вот она, главная злодейка! Вот она, волчица! Ее хватайте!» А она шпоры Вороне своей дала – да и улетела. Куда – никто не знает!

– В Заярское! – крикнула я, и мы, повернув коней, помчались что есть духу, и даже я не отставала от мужчин, потому что чувствовала всем сердцем: грядет беда!

* * *

Доктор Игорь! Тот самый – из тридцать пятой больницы! Тот самый – от которого Лидия сбежала!

Нет, ерунда, она видела его только мельком, столкнувшись около лифта, вряд ли это он… Но если это и не он, то и не Макс, точно. Железный волк перепутал кровати? Макс лежит на соседней?

В это мгновение Игорь – или кто он там был? – осторожно подтянул руку Лидии к своим губам. Коснулся ими ладони, потом прижал ее к своей щеке и прошелестел чуть слышно:

– Тише. Отойдите вон туда, справа от двери. И прижмитесь к стене.

– У него пистолет, – выдохнула Лидия.

– Быстро к стене, – повторил Игорь так же тихо. Но Лидия не трогалась с места, потому что он по-прежнему прижимал ее руку к щеке, а убирать ее она не хотела. Это был словно бы последний глоток воздуха перед тем, как задохнуться, капля жизни перед тем, как умереть!

Кажется, Игорь понял, что с ней происходит, потому что снова коснулся ее ладони мгновенным поцелуем – и отпустил руку. Лидия прижала руку к груди, черпая силу в теплоте его губ, которую все еще ощущала. Отвернулась, сделала шаг к двери – и обомлела, увидев, что около двери кто-то стоит!

В первую минуту показалось, что железный волк уже пробрался в палату, пока она делала внутримышечный укол матрасу и пока Игорь внушал ей, как действовать. Но этот человек был ниже ростом и тоньше железного волка. Он сделал быстрый жест, показывая Лидии на противоположную сторону двери, и она узнала Грушина.

Не чуя ног, не соображая ничего, она шагнула, куда ей показали, прижалась спиной к стене, судорожно сглатывая. В комнате было темно – только с улицы лился слабый свет фонаря. У Лидии вдруг заломило лоб, заболели глаза – и комната странным образом расслоилась, как бы расползлась: она по-прежнему видела телевизор на стене и две кровати, столик и кресла, но тут же, словно в глубине изображения, появился книжный шкаф, похожий на пенал, высокое бюро и неудобный стул на тонких ножках и с гнутой спинкой… И вовсе не уличный свет рассеивал темноту – перед дверью в оловянном подсвечнике горела оплывшая свеча, и огонек ее трепетал так же тревожно, так же испуганно, как сердце Лидии – и сердце зеленоглазого мальчика, сидевшего между стенкой и шкафом.