Отчетливо представляя, с кем придется иметь дело, я, тем не менее, все равно решил обратиться с предложением о сотрудничестве именно к А. Невзорову. Сложность начала нашей совместной работы состояла в необходимости неприметно для самого Александра склонить его от криминально-богемной тематики полюбившейся всем передачи «600 секунд» в сторону не менее грязного, но более опасного политического большака. Причем, как уже говорилось, не указывая и не навязывая ему цели для поражения, а, с учетом его хрупкой болезненной психики, исподволь подсовывая ему для самонаводки объекты, подлежащие пропагандистскому обстрелу. Одним словом, только при соблюдении мною этих чутких условностей Невзорову можно было рассчитывать на публичный, персональный, творческий, шумный, но уже политический успех, а мне, стоящему за кулисой, — на пропагандистско-идеологическое поражение невнятно прямолинейно означенных Александру мишеней, подлежащих уничтожению по совсем иным, чем он себе представлял, причинам. Таким образом, развернуть и использовать весь Богом данный Невзорову талант в нужном делу направлении представлялось на первый взгляд задачей не сложной, но фактически очень трудноисполнимой.

Мою вечернюю встречу с ним в НТК-600 мы закончили глубокой ночью у подъезда его дома на улице, носящей имя великого русского писателя. За это время удалось исколесить на моей машине почти весь город и кое в чем его убедить.

Несколько дней спустя, на исходе летней ночи, когда мошкара еще пляшет вокруг желтых кругов фонарей и беспризорные кошки вовсю мяучат цыганщину вперемешку с бетховенщиной, мне пришлось громко барабанить в дверь его квартиры, так как звонок, подвергшись очередному налету поклонниц, не работал. Растолкав и привезя заспанного Невзорова к перилам самого широкого в Ленинграде моста у Мариинского дворца, я обратил его внимание на огромное алое знамя с серпом, развевающееся в предрассветной мгле на флагштоке крыши Ленсовета.

«Маэстро» сперва не мог ничего понять, близоруко щурясь в небо, а затем, приблизив крышу дома объективом своей телекамеры и отчетливо различив серп с молотом на перевернутом вверх ногами кумаче, спросонья ахнул, чуть было не осев на поребрик тротуара.

После того, как вечером десятки миллионов людей узнали из «600 секунд» об этом феноменальном факте, перевернутое знамя на какое-то время стало основным символом «нового мышления» депутатов свежей популяции.

Днем в приемной зазвонил телефон правительственной связи. Собчак отсутствовал, поэтому я поднял трубку. Представившись, помощник Президента СССР глухим голосом попросил соединить Горбачева с Собчаком. Я ответил, что «патрона», к сожалению, нет на месте, и вежливо поинтересовался причиной звонка. Странно не в меру словоохотливый москвич сообщил мне, что президент страны, случайно посмотрев вчерашние «600 секунд» и выслушав комментарии ведущего, прямо-таки обомлел и сильно обеспокоился положением дел в ленинградском депутатском корпусе. Я как мог успокоил коллегу и даже пытался с его помощью передать Президенту пока еще Союза, что ничего странного в самом фактике использования советской символики в перевернутом виде нет, если соотнести это с внешним видом и умственным содержанием большинства народных избранников. Как в головах, так и на флагштоках — все наоборот. Причем избиратели тут, в общем-то, ни при чем. Их просто удалось обмануть, ибо внезапная любовь к незнакомым, но громко уверявшим в своих достоинствах людям так же, как и щенок, рождается слепой. Государственников среди такой публики, судя по их биографиям, быть не могло. Умеющим играть, к примеру, на рояле родиться невозможно. И балбес тот, кто уверяет окружающих в способности исполнять то, чему не учился.

Как мне показалось, помощника Горбачева такое пояснение вполне удовлетворило. Мы тепло попрощались, и я захромал по приемной. Давала о себе знать высота обреза пожарной лестницы дворца, ведущая с крыши, прыгнув с которой, да еще ночью, можно было не только вывихнуть, но и переломать ноги. Таким образом, мне просто повезло…

* * *

Пока город в общественных пересудах стал выяснять содержимое избранного депкорпуса, засевшего под перевернутым знаменем, решено было инициативу не терять. Благодаря заранее просчитанному подходу, творческое самовозгорание Невзорова состоялось, и теперь уже он сам наперебой фонтанировал разные сценарии под единым названием сериала — «Власть».

После моей обычной наводящей идеологизированной обработки Невзоров сфантазировал в спешном порядке найти не менее 150 жутких крыс, причем чем противнее — тем лучше. Записным сценарием он пренебрегал всегда, полагаясь лишь на свое вдохновенное чутье и мгновенный экспромт. Поэтому весь черновой антураж пришлось дорабатывать мне. Он включал в себя равное крысам количество депутатских значков, сувенирную копию памятника Петру I и многое другое. Поиск крыс сразу зашел в тупик. Одновременный отлов такого числа трудящихся городских помоек трудно было даже себе представить, а не то, что организовать. Перебирая разные варианты, я вспомнил о постоянном использовании этих пакостей для биоопытов в Институте экспериментальной медицины, куда тут же позвонил. Мне обещали помочь, хотя немало озадачились запросами советника нового председателя Ленсовета. Купленные вскоре институтские крысы оказались милыми белобрысыми тварями с красненькими бусинками глаз и носов, но с длинными хвостами и ровно откормленные. Невзоров, увидав их в клетке, охотно и с интересом разглядывающих его самого, запсиховал и стал кричать, что с такой «массовкой» ничего не получится, поэтому снимать он не станет, так как нужны серо-мерзкие отродья, схожие с их депутатскими сородичами из Мариинского дворца, а не реклама для прилежных юннатов. Во весь рост встал вопрос об искусственной перекраске отвергнутых телемэтром мирных крысок.

Мой стародавний пожизненный друг, кандидат педагогических наук Гена Разумов, которого периодически арестовывали только за то, что мы знакомы, взялся изменить крысиную окраску цивилизованным методом окунания каждой в ведро с крепким раствором марганцовки. Однако крысы перекрашиваться таким симпатичным способом не пожелали, с обидой поглядывая на экспериментатора, фыркая и стряхивая со шкуры даже не смачивающую ворс жидкость. Тогда кто-то притащил походный пульверизатор и банку черной масляной краски. А дальше пошло…

Невзоров, осмотрев взъерошенных, перевалявшихся друг о дружку крыс не известной природе масти, взвыл от восторга и торжественно заявил, что ничего более схожего с персонажами задуманного сериала он представить себе не может.

К моменту съемки был изготовлен просторный аквариум с примыкавшей к нему клеткой, куда пересадили очумелых от насильственной перемены цвета грызунов, при кошмарном виде которых могли сдохнуть от страха их самые отважные и мерзопакостные аналоги, обитавшие всю жизнь в подвалах, на чердаках и в продовольственных складах. В аквариуме был размещен огромный красивый торт, с любовью сотворенный кондитерами гостиницы «Ленинград». На него водрузили большую сувенирную копию Медного всадника, полностью облитую шоколадом. Голодные крысы агрессивно-оживленно наблюдали из клетки за приготовлениями еды. Невзоров расставил аппаратуру. Тут я предложил для более полного отождествления надеть грызунам депутатские значки на резиночках. Но «отважный телерепортер» струсил сознательно подчеркивать и так явное сходство образа. По его команде препятствие между крысами и тортом с Петром I убрали. Что тут началось! Не обращая никакого внимания на софиты, съемку и окружающих, животные набросились на торт, как «демократические реформисты» и активисты разных преобразований на государственную казну нашей страны. Вмиг завалили Петра I и обглодали весь шоколад. От торта через несколько минут остались только одни дырки, из которых нагло поглядывали обожравшиеся и не желавшие даже двигаться, совсем еще недавно симпатичные, почти домашние твари.