голодный зверь, то разве не были бы теперь эти прекрасные дворцы, храмы, театры, места для прогулок, площади и здания, построенные для нужд государства, хижинами пастухов и жилищами козопасов, подчиненных альбанцу, этруску или латину?» В любом деле важнее всего начало[467], но особенно в закладке и основании города, а его-то и сделала возможным Удача, которая спасла и сохранила его основателя. Конечно, великим Ромула сделала Доблесть, но до того, как он стал великим, его сберегла Удача.

9. В продолжение всего царствования Нумы, оказавшегося очень долгим[468], у руля государства, несомненно, стояла удивительно благосклонная Удача. То, что мудрое божество – одна из лесных нимф, некая Эгерия, влюбленная в этого мужа и разделявшая с ним ложе, помогала тому приводить в порядок государственное устройство и придавать ему надлежащий вид, пожалуй, похоже на вымысел[469]. Ведь другие смертные, которые, по преданию, имели богиню супругой или удостоились стать любимцем богини, – Пелей[470], Анхиз[471], Орион[472] и Эматион[473], жили с ней не совсем по душевной склонности и не без тягостного чувства. На самом деле, как мне кажется, своей супругой, сообщницей и соправительницей Нума имел благую Удачу: город, который как бы кидало в мутные водовороты бушующего моря из-за вражды и неприязни со стороны соседей, который лихорадило от бесчисленных тягот и распрей, она взяла в свои руки и, точно порывы ветра, уняла разногласия и недоброжелательство;

словно море, которое, как говорят, в зимнюю пору, принявши в себя отложенные зимородками яйца, бережно хранит их и лелеет[474], она, разлив и распространив в делах государства такое же затишье, безмятежное, безвредное, безопасное и безветренное, позволила недавно образовавшемуся и волнующемуся народу укрепить и упрочить государство, мирно возрастающее без помех и препятствий. Грузовое или военное судно сооружается с ударами и всяческим насилием, по нему стучат молотками и гвоздями, клиньями, пилами и топорами, а будучи построено, оно должно стоять и положенное время усыхать, пока и скрепы не станут нерасторжимыми, и обшивка не приобретет прочность; если же его спустят на воду с еще сырыми и скользящими сочленениями, то все, расшатавшись, рассыплется, и судно даст течь. И впрямь, подобно этому, основатель и первый правитель Рима[475], созидая город из грубых пастухов, словно из мощных балок, немало потрудился и немалые отразил нападения и опасности, по необходимости давая отпор тем, кто противился возникновению и образованию города; второй же, его преемник[476], имел время укрепить и упрочить процветание, получив по милости судьбы и полный мир, и полное спокойствие. А если бы тогда на еще не окрепшие и шаткие стены обрушился, разбив свой этрусский лагерь, какой-нибудь Порсена[477] или любой другой необузданно воинственный предводитель из числа марсов либо луканов, взбунтовавшийся из зависти и соперничества, зачинщик смут и восстаний, какими позднее были Мутил, дерзкий Силон, и последний противник Суллы – Телезин[478], по одному знаку которого за оружие взялась вся Италия, оглушил звуками боевых труб философа Нуму, предающегося жертвоприношениям и молитвам, то недавно возникший город не устоял бы против такой качки и ударов волн и не вырастил бы множества отважных мужей. Теперь кажется, что тогдашний мир для римлян стал средством подготовки к последующим войнам, и что народ, словно атлет, вслед за состязанием при Ромуле укрепив тело отдыхом в течение сорока трех лет, стал силой, достойной противостоять позднейшим врагам. И впрямь, за это время, как говорят, Рим не пострадал ни от голода, ни от мора, ни от бесплодия почвы, ни от преждевременного наступления лета или зимы, словно не человеческая рассудительность, но божественная Удача заботилась о таком положении вещей. Даже двойные ворота Януса, которые зовут вратами войны, тогда были заперты (они открыты всякий раз, когда случается война, а по заключении мира запираются). После смерти Нумы их отворили, потому что разгорелась война с альбанцами. Позднее, после бесчисленной вереницы других войн, непрерывно следовавших одна за другой, спустя четыреста восемьдесят лет они вновь были заперты при заключении мира, положившего конец войне с Карфагеном, в консульство Гая Атилия и Тита Манлия[479]. По истечении того года их опять отворили, и войны продолжались вплоть до победы Цезаря при Акции[480], но и в этот раз римляне сложили оружие ненадолго, ибо мятеж кантабров и волнения, вспыхнувшие одновременно в Галлиях и среди германцев, нарушили мир. Впрочем, это прибавлено к нашему повествованию лишь как свидетельство благоволения Удачи, которое сопутствовало Нуме.

10. Удачу уже и после него цари почитали как градодержицу Рима, его кормилицу и, по выражению Пиндара[481], истинную «градохранительницу». А видно это вот из чего. Есть в Риме почитаемое святилище Доблести, которое они называют VIRTUTIS, но оно воздвигнуто поздно, спустя много времени от основания города Марцеллом, покорителем Сиракуз[482]. Есть там и храм Разума, или, клянусь Зевсом, Здравомыслия, который они называют MENTEM, но и он освящен Эмилием Скавром[483], жившим приблизительно во время войн с кимврами, уже после того как в Рим проникли греческое красноречие, остроумие и словоохотливость. Святилища Мудрости, а также Благоразумия, Самообладания и Великодушия у них нет до сих пор, а вот как раз святилища Удачи, к тому же древние, украшенные всевозможными почестями, в большом числе воздвигнуты и разбросаны в самых видных местах и районах города. В их числе и храм Мужественной Удачи, построенный четвертым царем, Анком Марцием, так названный потому, что мужеству в достижении победы более всего способствует Удача[484], а уж храм Женской Удачи[485], учрежденный женщинами, заставившими повернуть обратно Марция Кориолана, когда он вел на Рим вражеское войско, известен каждому. Сервий Туллий, который из царей наиболее приумножил могущество римского народа и упорядочил государственное устройство, подачу голосов и несение воинской службы, ставший первым цензором, а также блюстителем и исправителем нравов, бывший, по преданию, весьма отважным и разумным мужем, себя самого связывал с Удачей и под ее покровительство ставил свое правление. Есть даже предание о том, что Удача с ним разделяла ложе, входя к нему в опочивальню через какое-то окно, которое сейчас называют воротами FENESTELLA[486]. Именно поэтому он воздвиг на Капитолии храм Судьбы, именуемой PRIMIGENIA, что в переводе, вероятно, означает «Первородной»[487], а также Судьбы OBSEQUENTIS, то есть «Послушной», как считают одни, или «Милостивой», по мнению других[488]. Впрочем, оставлю я римские названия и попробую по-гречески перечислить значения наименований этих храмов. Есть на Палатине еще храм Личной