И приехала не просто так, а с исполненной мечтой! Она с детства фантазировала о потрясающем наряде. Ну, чтобы надела, и все в обмороке! И вот, наконец-то, нашла она себе такое… Купила, вернулась в Москву, и как раз мне привезла к выпускному палантин. Ну, типа на плечи к платью. И тут выясняет, что платья-то нет, и не будет. Денег у неё тоже нет – она ж только из отпуска. Короче, уехала от нас Мила, а на следующий день прибыла с со своим платьем-мечтой, уже распоротым и под меня на черновую подогнанным, – Нина улыбалась сквозь слёзы. – Мила шила и плакала. А потом сказала, что, если меня не будут приглашать на каждый танец, она им там всем сама головы отвернёт.

– Ну и как? Приглашали?

– Ещё бы! Это был такой момент забавный… Знаешь, как в дурацких фильмах для девочек, когда героиня входит, и все изумлены до потери челюстей. Нет, это не я такая красивая была, это контраст был меня, какая я всегда бываю, и Милиного платья!

– А тот, ну, о котором ты мечтала? Он пригласил? – почему-то живо заинтересовался Владимир.

– Да, – Нина легко махнула рукой. – И это был самый печальный момент всего выпускного, потому что я поняла, что он абсолютно напыщенный болван, и вдобавок, глуп как индюк! Десять лет очарования упорхнули индюку под хвост… – хихикнула она абсолютно по-хулигански.

– Это хорошо, на самом деле! Отлично просто! – пробормотал Владимир.

– Что ты там ворчишь?

– Нет, это так… Не обращай внимания. А брат твой?

– А как раз Витька ему потом морду бил. Раза три или четыре… Не знаю точно. Этот индюк решил, что я ему подхожу для, как он выразился, «соответствующих отношений», только меня забыл спросить, что я-то хочу. Я от него уже хотела только одного – чтобы он смылся от меня куда подальше, а он считал, что я так цену себе набиваю. Вот Витя и объяснял. Сначала словами, а когда выяснилось, что слов человек не понимает – ну, уж как получалось, так и объяснял!

Владимир подумал, что Виктор тоже реабилитирован… По крайней мере частично.

– Им повезло, что ты такая… Они ж все по характеру тяжёлые…

– А кто лёгкий? – невесело вздохнула Нина. – Сейчас вот говорят, что надо от токсичных или тяжёлых, короче, типа не идеально хороших и позитивных людей держаться как можно дальше, а мне моя прабабушка Настюшка говорила, что солнце светит для всех, и дождик идёт для всех, и земля всех носит… Нельзя же сказать солнцу, ты, мол, свети только хорошим! Так если посмотреть, ему и вовсе погаснуть надо. Мы ж все с недостатками, да с поступками не самыми замечательными. Может, нам самим кажется, что это ерунда, а кому-то от нас плохо… И этот кто-то будет думать, что вот бы нам солнца не видеть…

Она помолчала, а потом продолжила, – Я, когда понимаю, что видеть и терпеть их просто больше не могу – не звоню и стараюсь не общаться, но чтобы совсем их бросить… Да ну, что ты! Они мои! Хорошие, сложные, лёгкие и тяжёлые. Невыносимые и бестактные, замечательные и убийственные. Самые-самые!

Глава 21. План «Дракон, рыцарь и королевна»

Две «родственные» машины удалялись в сторону Москвы, но атмосфера в них была абсолютно разной.

– Нет, ну, кто бы мог подумать, а? Нинка-то у нас умница какая! Надо же… Мне-то всё одни ремни мерещились… – изумлялся Нинин отец.

– Па, какие ремни? – Виктор покосился на собственных детей, что-то довольно нашептывающих друг другу на ухо. Не отказался бы он уточнить, что они с таким жаром обсуждают…

– Ну, понимаешь, я ж видел, чем дед занимается. Я тогда мелкий совсем был, но помню, что он делал ремни. Множество ремней. Всё пытался меня зазвать, что-то показать, но что могло мне там понравиться? Навык пробивать отверстия в ремнях? Отец на деда страшно ругался. Говорил, что это кустарщина и никому уже не нужно!

– Саш, – вздохнула Нинина мама, – Сашенька, так ведь твой дед умел очень многое, просто продавать тогда было особо негде. А когда ему местные или знакомые заказывали, он и обувь шил, и сумки, и портфели какие-то сложные. Мне твоя мама часто рассказывает…

– Да мама много чего рассказывает! Она со свёкром – моим дедом, ладила всегда. И бабуля её больше любила, чем отца, хотя, казалось бы… Невестка и свекровь. А вот так получилось!

– Получилось необычно, это правда. Только вот твой папа зря тебя против деда так настроил…

– Да не хотел он этим… ремеслом заниматься! Он инженер на заводе, солидный человек, а тут… отец всё ремешки режет! – с досадой ответил Александр Павлович Мошенов, носящий фамилию многих поколений мастеров. – Вот я и злился, что Нина всякой ерундой мается!

– Может, уточнить надо было? – негромко спросила жена.

– Ой, не начинай! – фыркнул Нинин отец, который понимать-то уже всё понимал, а вот выразить то, что несколько сожалеет, никак не мог. – Кто ж знал-то… Надо же, как она умеет!

– А ты даже подарки от неё не брал! – вздохнула его супруга, расчётливо добавляя нужное количество укоризны, а потом, поймала взгляд мужа в зеркале заднего вида и рассмеялась, – Но Нинушка разом вам всем отплатила! Да ещё как… Вы бы видели себя со стороны!

– Да уж… Нинон поразила. Я, и правда думал, что там какой-то жулик, а оно вон оно как! Мало того, что вполне солидный мужик, так ещё и нормальный! Староват, правда, для неё…

– Да где же староват? У них разница в возрасте одиннадцать лет – вполне терпимо. Зато, он уже шишки набил, в жизни кое-что разумеет, опять же Нину ценить будет! – парировал Александр Павлович.

Нет, он бы побольше сказал! Например, о том, что сынок, который был старше жены на три года, не так давно оскандалился с юной сильфидой… Только вот на заднем сидении посверкивали глазами внуки, которые, как дед подозревал, о возвращении папеньки домой в семью, знали значительно больше, чем сочли нужным рассказывать. И да, сильфида-то была тоже младше Витьки – как раз там разница была чуть побольше пресловутых одиннадцати лет.

Виктор, видимо, тоже вспомнил об этом, поэтому закашлялся и замолк, а потом торопливо сменил тему.

– Как тётке машину ухандокали! – он повернулся к детям, – Народ, это не вы?

– Пап, даже мы не нашли метод, по которому можно накормить до отвала стаю ворон, а потом приказать им точечно обг… обстрелять отдельно взятую тачку. Дедову-то они не тронули, – с видом оскорблённого достоинства заявил Пашка, а потом, сделав