вкратце, он поймал его на самолюбии, сказав, что Чиншан ничего не может сделать сам. Голем же должен был убить Моута и тебя.

Никла подошла поближе.

— Ты вовремя, градоначальник Эль-Хот.

— Как и договаривались.

— Как глупо, — сказал Мортимер Фост, ненормальный наёмник, и закрыл глаза.

Седьмое мёртвое тело упало на площадь, и заклинание заработало: тела засветились изнутри золотым светом, иссохли вместе с затлевшей одеждой и пролитой кровью и рассыпались в легчайшую пыль, подхваченную ветром. Все они исчезли без следа: и Моут, убийца, нанятый Гармой, которому процветание Сина было хуже кости в горле; и Чиншан, правитель Кражаля, ненавидевший меня по той же причине, что и убитый собственным наёмником Гарма; и наёмный убийца Хиреборд, которого рано или поздно Чиншан отправил бы против меня, и заклинатель Дим-Дим, охотившийся на меня и Чиншана, и Мортимер Фост. Как исчез до того снежный голем, убитый Мо-утом, у которого я украл клинок и которому продал свой собственный меч, чтобы вооружить его против магов.

И то и другое, конечно, я сделал не своими руками, но результат был ожидаем. Все мои враги, представлявшие опасность для меня лично или города, были теперь мертвы. Я сделал так, чтобы они все пришли сегодня сюда и чтобы никто не ушёл.

Я правлю Сином уже очень давно, это спокойный и богатый город, как бы кто-то ни старался помешать этому.

Я специально сам составлял маршруты стражи, нарочно распускал слухи, даже торопил Гарму с организацией покушения — тоже через подставных лиц, разумеется, — чтобы ничто не мешало моим врагам пробраться в город и чтобы горожане никогда не узнали этого.

Никла Четыре Меча, которую разыскивали в разных городах и которая управляла тайной стражей в Сине, собрала мечи и прочие металлические вещи в длинный кожаный чехол.

— Спасибо, Никла, — сказал я.

— Удачных праздников, — Никла улыбнулась немного устало, глаза у неё были красные.

— И тебе. Иди отдыхай.

Никла Четыре Меча кивнула и, натянув капюшон на светлые неровные волосы, забросила чехол с оружием на плечо и удалилась.

Я поднял голову, посмотрел на светлеющее небо. Луна куталась в туман; с севера, с Серого моря, что за скалами Фолх Вайна, натягивало снежные тучи. К рассвету, по заклинанию Фоста, должен был начаться снегопад, и это было хорошо.

Я ещё раз огляделся, смерил взглядом башню, постоял минуту на пустой и тихой площади, просто вдыхая и выдыхая воздух.

Потом, чувствуя, что начинаю замерзать, я поёжился, пригладил перья на голове и направился обратно к таверне.

Наступал праздничный день, и можно было отдыхать.

Ларец

Украл разбойник Явор у атамана Засеки холодный железный ларец без ключа. А зря.

2016 г.

— Вор! Вор! — кричал ворон в высоком и дымном небе, но я не слушал его, погоняя черного, ворону в цвет, коня, пока конь не упал, с тяжелым дыханием выплёвывая розовую пену.

Тогда я бросил коня и зашагал пешком. Парило, с далекого еще моря медленными рыбами наплывали тучи, но железный ларец на груди был холоден, как будто в нём лежал кусок льда.

На самом деле я не знал, что там внутри, и ключа не имел. Но берег маленький, с кулак, ларец пуще зеницы.

— Воррр… — скрипели деревья, сплетаясь над заросшей тропой, но я не слушал их, шел, почти не оглядываясь, иногда только припадая ухом к земле — не бежит ли за мной Засекин конь, не дрожит ли сырая, черная земля от ударов пудовых копыт. Засека был немал, и конь его носил тяжелый.

Я уже чувствовал близость реки. Значит, и до Марьина леса оставалось совсем немного, а уж там никто не сможет поднять на меня вооружённую руку.

Я надеялся срезать через чащу и тем оторваться от погони. Что бы ни водилось в глуши Марьина леса, у него нет ко мне счётов. А у Засеки — есть, и он не преминет взять плату моей грязной, лохматой головой.

Я посмотрел вперёд, где за недалёким уже лесом, знал, увижу море. А там, в туманной дали, за островами, голыми, каменными, или заросшими мхом и буреломом, за белыми бурунами волн, за безднами до горечи солёной воды, в толще которой плавали и рыбы, и змеи морские, и прочие дива; там, где-то далеко лежала земля, откуда родом была Марья, колдунья, приведшая однажды из шквальной дождевой стены свой флот и осевшая на скалистом берегу между древним лесом и извечным морем.

Марьины сети всегда были полны — говорили, привезла она с собой рог, оранжевую с чёрным кручёную морскую раковину, пастуший рожок для рыб. Крепость и торговля её стояли на берегу, при устье реки, а сама она жила в каменном тереме на острове, к которому ни один корабль пристать не мог, только водяной конь мог между скалами проплыть. Рассказывали, что у неё на родине это обычный зверь, как наши простые сухопутные лошади, и ничего колдовского в нём нет.

Говорили ещё, два раза хотели её войной воевать. Один раз с земли, когда дружина вошла в лес, не сложив оружия. Из лесу никто больше не вышел, ни в ту сторону, ни в эту, и люди скоро даже забыли — а чья то была дружина?..

С тех пор оборуженным никто в лес не заходил, а кто заходил, того больше не видели.

Другой раз — с моря. Тогда поднялся шторм и корабли все в щепки разбил. Говорили, когда моряки падали в воду, рыбы набрасывались на них и ели живьём, все — и беззубая мелочь, и огромные, со дна поднявшиеся, никем ни до, ни после не виданные чёрные твари в светящихся полосах.

Разное, в общем, говорили.

В ту сторону я и спешил. Я не любил ни колдовства, ни колдунов, зато с Засекой Марья не ладила — как-то ездил он к ней свататься, вернулся чёрный от злости, весь свадебный поезд разогнал и пил горько, пока молодой месяц не дополнился до круга.

А грибников или просто заплутавших колдунья не трогала, живьём не ела и в печь не сажала, чай не Яга. Я надеялся если не ей продать этот загадочный ларец, то уйти с первым кораблём в море, а там уже разобраться, что такое забрал я у спящего Засеки. Ему при мне такие деньги давали за эту вещицу, что мне б и четверти хватило, пусть даже б я прожил ещё три раза по столько же, по три десятка лет.

— Вор — вор — вор — вор — вор, — кричали лягушки на реке,