Борька отчаянно закивал.

– Яблоко будешь? – спросил господин Воронин, достав все то же зеленое яблоко из кармана штанов.

Борьке показалось, что лучше не отказываться, и поймал летящий на него фрукт. Господин Воронин довольно улыбнулся.

– Вот и хорошо, вот и славненько, – проговорил он.

Борька мялся у стены, пока не поймал на себе раздраженный взгляд хозяина замка ужасов.

– Что ты тут еще торчишь? – рявкнул он. – Чайку ждешь?

Борька чуть не свернул шею от рьяного мотания ею.

– Ну так беги, дружок! – снова ухмыльнулся господин Воронин. – Беги! Только не забывай того, что я тебе сказал!

И Борька удрал так быстро, что черно-белые фотографии колыхнулись на стенах.

– Ну что? – восторжествовал Борька. – Вроде Сальмон Воронин не сильно мечтает о том, чтобы уметь прокручивать время обратно, не так ли? Не страдает, не хочет ничего исправить. Он не вспоминает о детстве. Разве только о всяких ушибах и травмах. Телесных и душевных. – Борька развел руками. – Он самый счастливый человек на свете.

Я уже давно не сводил взгляда с одной из золотых загогулин на синем персидском ковре, разделяющем нас с Борькой. С ужасом я ждал того, что на меня обрушится отчаяние, что слезы безудержно потекут по моим щекам. Но ничего такого не происходило.

Наконец я поднял голову и, приложив усилие, улыбнулся.

– Это еще ничего не значит, – сказал я.

Борька нахмурился.

– Конечно… Значимо только то, что тебе подходит, так?

Я встал и направился к выходу. Я не хотел ничего объяснять. Или не мог. Может быть, даже самому себе. «Может быть, – думал я, – мне просто надоели слизняки. И я убегаю от них. Но пусть будет так».

– Завтра в полдень встречаемся у двери Ляльки Кукаразовой, – скомандовал Борька моей спине. – Ее не будет дома, я это точно знаю. А братья Тесла вскроют нам замок.

– Я и не сомневаюсь, – спокойно отозвался я, толкнул тяжелую дверь и ступил через звон колокольчика на солнце.

Мамин смех вырвал меня из навертывающих бесконечные круги дум. Она уже к обеду вернулась с работы и без явных причин пребывала в приподнятом настроении, а моя отрешенность еще не успела вызвать у нее подозрений. Борщ остывал передо мной в тарелке.

Очнувшись, я вздрогнул, уронил ложку в тарелку, и бордовые брызги покрыли мой светлый свитер. Я не сильно расстроился. Мне было не до таких пустяков.

– Вон смотри! – указала мама на мелькающий на холодильнике телевизор. – Чего только не творится в мире! Уж не знаешь, плакать тут или хохотать.

И она снова рассмеялась при виде толстячка в белом халате, несущегося со свинячьим визгом по коридору какого-то учреждения, сильно смахивающего на больницу.

– …симптомы, схожие с теми, что возникают при принятии определенных психотропных препаратов, – деловито комментировал нейтральный женский голос за кадром. Вслед за визжащим толстяком на экране появилась встревоженная красноволосая женщина.

– Мы-то уж лучше всех знакомы с подобными эффектами, но вы понимаете… Объяснить то, почему эти симптомы возникают у всех работников больницы, совершенно невозможно. Ну сами подумайте, зачем нам самим принимать эту отра… – Женщина осеклась и бросила неловкий взгляд в камеру. – К тому же у наших пациентов такого неистового эффекта препараты не вызывают. Это значит, нам всем какую-то лошадиную дозу впихнули. Но как? Как?!

Тут женщина позеленела прямо на глазах, уставилась куда-то и заверещала не своим голосом, чтобы немедленно прогнали этого вонючего карлика. Беспощадная камера последовала за ее взглядом и открыла зрителям абсолютно пустое пространство. Я усмехнулся.

– Кто-то, видать, весь персонал какой-то психушки отравил, – поставила меня в известность мама. – У них там галлюцинации, понос, рвота… Дурдом, одним словом. Ой! – И мама засмеялась своей ненамеренной игре слов.

Тем временем камера выхватывала из толпы собравшихся пациентов отдельные, весьма довольные и веселые лица. Жалость к страдающему персоналу тут явно не испытывали.

– Вам знакомо такое состояние? – вопрошал бестактный невидимый оператор и совал микрофон в бледные лица.

– А вы как думали? – грустно хмыкнул мужчина с впалыми щеками. – Вот пусть сейчас ощутят на себе последствия своих же методов.

– И у вас совсем нет никаких предположений, кто является виновником происходящего?

Мужчина пожал тощими плечами.

– Даже если б я точно знал, я бы вам не сказал. А в целом… Сюда и детей привозят, знаете? Из детдомов. В детях-то кровь еще больше кипит, чем в нас, старых тряпках. Вполне могу себе представить, что кто-то из них что-то затеял…

Тут я окончательно насторожился.

– Погромче! Сделай погромче, мама!

Мама увеличила громкость звука.

– И действительно, такое предположение напрашивается само собой, если учесть тот факт, что и с персоналом коррекционного интерната номер тринадцать творится нечто подобное, – вещал все тот же нейтральный голос за кадром, в то время как камера плавно скользила по корчащимся воспитателям. Они лежали плашмя на коричневых диванах, расставленных по обшарпанным коридорам учреждения до боли похожего на первое.

– Да, конечно, мы что-то ели, – стонала кудрявая тетенька в розовой кофточке. – Мы всегда здесь что-то едим или пьем.

– Это правда! Целыми днями напролет жрут конфеты! – заорал детский голос за ее спиной. Тетенька резко обернулась и рванула к злодею, но тут же была скручена схваткой в животе и повалилась на пол. Дети, хохоча, кинулись врассыпную.

– И не скажешь, что они все того, – удивленно проговорила мама. – Сумасшедшие.

– Они и не сумасшедшие, – прошептал я, не отрывая взгляда от экрана.

– Это все остальные сумасшедшие.

Обозрев стонущих взрослых и ликующих детей, камера переключилась на внешний вид зеленовато-грязного здания, защищенного высоким забором с колючей проволокой, и остановилась на предельно серьезном корреспонденте с красным носом.

– Пока врачи борются за физическое и психическое восстановление здоровья работников обоих заведений, полиция пытается найти очевидцев содеянного покушения на здоровье и жизнь людей, жертвенно трудящихся на благо несчастных и обездоленных, и просит свидетелей звонить по телефону, указанному сейчас на ваших экранах, – тараторил он с интонацией, явно вколачиваемой всем ведущим новостей в первый же рабочий день гипнозом или чем-то подобным. – А теперь мы переходим к шокирующим светским новостям. После скандального высказывания Холерины Скарлатининой в адрес актрисы Вианды Капустиной последняя дала прессе вызывающий ответ через своего пресс-секретаря.

Я быстро отвернулся с колотящимся сердцем и хотел было уже все поведать маме, но увидел ее прикованный к телевизору взгляд, покрытый пеленой, и расстроенно бросил эту затею. За окном шел мокрый снег, а суп стал уже совсем холодным.