Затем Ляпуновы встречаются в грамоте 1560/61 г. В ней Иов и Петр Ляпуновы дети Ильина упоминаются как «послухи» (свидетели) совершенной сделки. Под 1582/83 годом Петр Ляпунов упоминается в разрядах в качестве воеводы в Чебоксарах.

Мы не встретим фамилии Ляпуновых в списках пострадавших от террора Ивана Грозного. Зато во второй половине XVI века мы видим возрастание агрессивной активности этого рода. У Петра Ильича Ляпунова было пять сыновей: Александр, Григорий, Прокопий, Захарий и Семен.

В связи с казацкими разбоями на Дону и Волге в 1600–1602 гг. царь Борис категорически запретил продавать казакам оружие. Тем не менее оно продолжало поступать и на Дон, и на Волгу. Царь «велел спросить детей боярских рязанцев: кто на Дон к атаманам и казакам посылал вино, зелье, серу, селитру и свинец, пищали, панцири и шлемы и всякие запасы, заповедные товары? Отвечали: был слух, что Захар Ляпунов вино на Дон казакам посылал, панцирь и шапку железную продавал. Захара за это высекли кнутом».[42]

Побитый в очередной раз Захар затаил обиду на царя Бориса и по наущению бояр в 1604 г. ездил в Краков к королю Сигизмунду с просьбой помочь самозванцу, то есть беглому монаху Григорию.

В мае 1605 г. под Кромами Прокопий с братьями и отрядом рязанцев целовал крест самозванцу.

После убийства Лжедмитрия I 17 мая 1606 г. рязанские воеводы Григорий Федорович Сунбулов и Прокопий Петрович Ляпунов отказались присягать Василию Шуйскому. Замечу, что они были не одни, так поступило свыше 20 русских городов.

Прокопий Ляпунов и Сумбулов примкнули к восстанию Ивана Болотникова. Но 16 ноября 1606 г. конный отряд из 500 рязанцев во главе с Прокопием пришел в Москву и принес присягу Василию Шуйскому. По такому случаю царь велел звонить в колокола и стрелять из пушек.

В январе 1611 г. Прокопий Ляпунов разослал грамоты по городам. Так, в грамоте, отправленной в Нижний Новгород, говорилось: «Мы, господа, про то ведаем подлинно, что на Москве святейшему Гермогену патриарху и всему освященному собору и христоименитому народу от богоотступников своих и от польских, литовских людей гонение и теснота большая; мы боярам московским давно отказали и к ним писали, что они, прельстясь на славу века сего, Бога отступили, приложились к западным жесткосердным, на своих овец обратились; а по своему договорному слову и по крестному целованию, на чем им гетман крест целовал, ничего не совершили».[43]

Восставшие русские люди не отказывались от присяги Владиславу, но клялись: «Стоять за православную веру и за Московское государство, королю польскому креста не целовать, не служить ему и не прямить. Московское государство от польских и литовских людей очищать, с королем и королевичем, с польскими и литовскими людьми и кто с ними против Московского государства станет, против всех биться неослабно; с королем, поляками и русскими людьми, которые королю прямят, никак не ссылаться; друг с другом междоусобия никакого не начинать. А кого нам на Московское государство и на все государства Российского царствия государем Бог даст, то тому и служить и прями и добра хотеть во всем правду, по сему крестному целованью».[44]

Сидевший в Москве патриарх Гермоген также рассылал антипольские грамоты по всей стране. Другой вопрос, что эти грамоты были достаточно осторожны и не содержали прямых призывов к походу на Москву. По свидетельству князя И. А. Хворостина московские бояре «возъяришася на архиереа» и не велели пускать к нему народ для благословения.

«Он же, пастырь наш, аки затворен бысть от входящих к нему, и страха ради мнози отрекошаяся к его благословению ходити, но сей никако же обычнаго своего учения оставив».

Бояре попытались заставить Гермогена написать Ляпунову грамоту, «чтоб он к Москве не собирался». Патриарх отказался и пригрозил, что если Владислав не примет православия, а поляки не уйдут из Москвы, то он напишет вождям первого ополчения, что «я их благословляю и разрешаю, кто крест целовал королевичу идти под Московское государство и помереть всем за православную христианскую веру». Кончилось дело тем, что патриарх был заключен под стражу.

Итак, «семибоярщина» и поляки лишились духовной власти и тогда вспомнили о сидевшем под надзором в Чудовом монастыре бывшем патриархе Игнатии. Его решили вернуть в сан патриарха. 24 марта 1611 г. в пасхальное воскресенье Игнатий в патриаршем облачении провел крестный ход и отслужил все службы в Успенском соборе. Но сей патриарх был, так сказать, местного значения. Он был надобен лишь в пределах Кремля и Белого города.

Грек Арсений Елассонский по указанию «семибоярщины» вел службы в Архангельском соборе Кремля, и посему лихими дьяками был возведен в чин архиепископа архангельского.

А что делал наш знакомец Пафнутий? Молчал в тряпочку. И, кстати, это была самая выгодная для него позиция. Это молчание после активной деятельности во время восстания Болотникова, когда Пафнутий рассылал грамоты, обличающие повстанцев, периодически являлся в действующую армию, исполняя функции политкомиссара и т. д., дало повод некоторым историкам заявлять, что Пафнутий умер в 1611 г. Однако никаких иных доказательств, кроме предположения — раз молчал, значит помер, у них не было.

Патриарх Игнатий не строил иллюзий относительно своего положения в Кремле и с первой же оказией решил бежать. 27 декабря 1611 г. вместе с обозом гетмана Ходкевича он отправился к королю Сигизмунду под Смоленск. В ноябре 1612 г. Сигизмунд взял «патриарха» Игнатия с собой в поход на Москву. После провала похода Игнатия поселили в униатском Троицком монастыре в Вильне. Архимандриту монастыря Вельямину Рутскому удалось уговорить Игнатия принять унию. В январе 1615 г. король Сигизмунд пожаловал Игнатия большим имением. В королевских грамотах он именовался «патриархом московским, на сей час в Вильне будучим», где «успокоенья нашего с Москвою дожидается».

А теперь вернемся к первому ополчению. Идти на Москву с одними рязанцами, да еще имея в тылу остатки тушинского воинства, было опасно. И Прокопий Ляпунов делает удачный тактический ход. Он вступает в союз с этим воинством. Увы, этот тактический успех приведет первое ополчение к стратегической неудаче и будет стоить жизни самому Прокопию. В феврале 1611 г. Прокопий отправляет в Калугу своего племянника Федора Ляпунова. Переговоры Федора с тушиниами приносят успех. Новые союзники выработали общий план действий: «приговор всей земле: сходиться в двугородех, на Коломне да в Серпухов». В Коломне должны были собраться городские дружины из Рязани, с нижней Оки и с Клязьмы, а в Серпухове — старые тушинские отряды из Калуги, Тулы и северских городов.

Так начало формироваться земское ополчение, которое позже получило название первого ополчения. Помимо рязанцев Ляпунова к ополчению примкнули жители Мурома во главе с князем Литвиновым-Мосальским, Суздаля с воеводой Артемием Измайловым, из Вологды и поморских земель с воеводой Нащекиным, из Галицкой земли с воеводой Мансуровым, из Ярославля и Костромы с воеводой Волынским и князем Волконским и другие.