Находясь в Испании осенью 1937 года, Эрнест иногда испытывал острую душевную боль и угрызения совести, вспоминая свой сад в Ки-Уэст. В своих сообщениях он описывал разрушения от артобстрелов и то странное чувство, приходящее к нему, когда он смотрел на поле, покрытое колышущимися голубыми цветами, которые быстро вырастали после того, как взрывы и огонь уничтожали все живое.

Трагедии в семьях многочисленных друзей были и его личным горем. Когда он приехал в дом своего друга Луиса Куинтаниллы, великого испанского художника, он ужаснулся. Нескольким членам семьи Луиса удалось выжить. Но от дома остались одни стены. Все прекрасные картины, на которые ушли годы работы, были уничтожены. Их останки висели на полуразвалившихся стенах комнат. В одном углу он заметил несколько больших кожаных переплетов. Он быстро подошел, в надежде, что некоторые из книг еще уцелели. Он дотронулся до одной, потом взял другую, но они рассыпались в его руках. Огонь превратил их в пепел.

Роберт Капа приехал в Испанию транзитом через Центральную Европу в качестве фотографа. Он побывал там, где был Эрнест, пил то же самое, что Эрнест, и шутил в его стиле. В общем, зарекомендовал себя отличным парнем. И в конце концов он познакомился с девушкой, в которую просто влюбился. Для этого невысокого, смуглого и независимого человека влюбиться было настолько невероятно, как для Аль-Капоне удалиться от мирской жизни в монастырь.

Когда Капа что-то делал, то весь мир знал об этом. Его девушка по имени Герда была нежным созданием, пробудившим все самое лучшее в этом венгре, мастере своего дела. Для Роберта она стала самым любимым человеком в жизни. Как-то они вместе ехали на машине посмотреть атаку республиканцев, и машина неожиданно застряла на дороге. Вдруг танк дружественной стороны начал совершать маневр и, неправильно оценив дистанцию, буквально срезал часть автомобиля, мгновенно убив девушку. Эрнест помог Капе преодолеть этот трагический период его жизни.

Когда волна арестов захлестнула Валенсию, Эрнест узнал, что его хороший друг профессор Роблес был заключен под стражу, спешно допрошен и казнен. Вскоре приехал Джон Дос Пассос, подозревая, что этот человек мог пострадать из-за своих взглядов на жизнь. Это заняло несколько дней, и это были мучительные дни, после чего Эрнест окончательно был уверен в случившемся. Само событие, задержка в получении информации и казнь хорошего и невинного человека стали еще одной раной в душе Эрнеста. Это возмутило его еще больше, чем смерти тысяч людей на обеих сторонах конфликта, которых он совершенно не знал.

Эрнест мог улыбнуться, увидев толстых сеньорит, пустившихся бегом в поисках укрытия при виде пикирующего самолета. Но в его глазах застывал ужас при виде убитых детей. Ира Уолферт рассказала мне, как однажды Эрнест произнес после длительного молчания:

– О господи! Эти маленькие белые лица подобны растоптанным цветам. Они так невинны и так чисты, но их уже не будет с нами никогда…

Когда Эрнест рассказывал мне об этом, он упомянул несколько забавных военных событий. Он поведал мне о своей первой встрече с венгерским генералом Лукашем из 12-й Интернациональной бригады.

– Он устроил в мою честь грандиозный банкет, Барон, – Эрнест рассмеялся, – но мне стоило неимоверных усилий сохранять беспристрастное лицо. В центре внимания были самые красивые деревенские девушки. Он их также пригласил на эту вечеринку.

Однажды вечером он приехал в Мадрид посмотреть фильм с участием Марлен Дитрих. Как раз в тот момент фильма, когда Мату Хари должны были расстрелять, неподалеку от кинотеатра разорвался снаряд. Все здание содрогнулось, но, по словам Эрнеста, все офицеры остались на местах и разразились хохотом от такого совпадения.

Находясь в Ки-Уэст ранней весной 1936 года, Эрнест интенсивно работал над окончательной редакцией книги «Пятая колонна», а в мыслях уже рождалась идея нового романа, пропитанного предательством, мужеством и жертвоприношением, всем, с чем он столкнулся за последние месяцы в Испании.

Воды в районе Ки-Уэст были по-прежнему прекрасны для рыбалки, но душа Эрнеста к этому не лежала. «Пилар» стояла на якоре, а у Эрнеста не было ни времени, ни желания отправиться на Бимини или в Гавану, где можно было поймать не только крупную рыбу, но и повстречаться с воротилами американского бизнеса. В былые годы Эрнест показывал им, как получать удовольствие в жизни от рыбалки и морских исследований. Но в 1938 году ему на это было наплевать. Он делал все возможное и зависящее от него, чтобы помочь народу Испании.

В марте я приехал в Ки-Уэст. Эрнест был необычайно рад возможности снова поговорить со мной. Мы писали друг другу письма и звонили по телефону, но из-за нехватки времени и разделявшего нас расстояния наши встречи происходили редко. Я прислал ему газетные вырезки моих лучших рассказов, написанных для чикагской газеты, а он, в свою очередь, отправил мне копии своих статей для других периодических изданий.

Прошлой осенью наша сестра Санни и я под нашу совместную ответственность передали с возвратом семейные фотографии и записи для журнала «Тайм». Его редакция готовила статью об Эрнесте и его последней книге с фотографией на обложке журнала. Мы не стали обсуждать это с Эрнестом, но и не держали это в тайне. Правдивый рассказ о коллективе редакции, о нашем с ней сотрудничестве был лучшим оправданием с нашей стороны. К счастью, Эрнест был великодушен и реалистичен.

– Ну, Барон, ты просто превзошел самого себя! Ты купился на старый журналистский трюк – если не расколешься сам, то мы узнаем все от твоих соседей. Черт побери. Ну ладно, я не сержусь. Одна из фотографий была вообще не моей. Наверно, совершенно другие люди занимались сопроводительными надписями. А что там с рецензией на книгу?

Я объяснил, что литературный редактор чикагской газеты убедил меня написать критическую статью на книгу «Иметь и не иметь». Эрнест был взволнован, но я не мог понять почему.

– Это была хорошая статья в прекрасном стиле, – отметил я.

– Конечно, она была написана откровенно, – сказал Эрнест, – но никто так не считает. Именно потому, что ты написал ее, они уверены в предвзятости. Так что больше никогда не соглашайся рецензировать какие-либо из моих книг. Сейчас ты достиг профессионального уровня. Ощущай это и продолжай работать в том же духе всю оставшуюся жизнь. Профессионал никогда не иссякает в своих силах. Этим парням только дай палец, так они проглотят тебя всего. А твои неудачи вызовут всеобщий хохот. Эрнест подтолкнул ко мне банку с кетчупом.

– Возьми-ка еще креветок, братишка! Они хорошо идут под пиво.

Мы ели креветки и пили пиво, блаженствуя под теплыми лучами солнца в тот погожий весенний день. Затем Эрнест поднялся.

– Профессионал пишет всякую чушь, что дает ему средства для существования. Он выражает правду так, как он ее видит. Конечно, тебе следует избегать исков по делу о клевете, – он рассмеялся, – но ты должен говорить правду своей аудитории, иначе читатели не будут уважать тебя. Если ты что-то не можешь сказать откровенно, то лучше промолчи. Или правда, или молчание, и не важно, фантастическое это произведение или хроника реальных событий. Чем откровенней правда, тем более она ценная. Ты чувствуешь, что есть несколько тем, о которых не стоит упоминать. Может быть, о том, что принесет беспокойство твоей матери, президенту или твоей церкви. Но не будем отводить взгляд. Я мог открыть правду любому человеку своим словом или поступком. Если это не сделаю я, то это совершит кто-то другой. И любой вздор могут принять за истину, а это чертовски плохо. А любое утверждение против не достигнет цели.