– Как это меня? Почему?

– Я почем знаю, почему! Это вы их спросите. Их желание, а не мое. По мне, сидите тут хоть до ночи... И вы извольте не капризничать. Ступайте и сейчас же переоденьтесь. Они вам и размер подобрали.

При этом все три американца кивали головами покорно, как ученики.

– Мы ждем вас, поручик!

Елкина провели в храм, сняли с него халат и старый мундир.

– Одевайте теперь его, братцы, во все американское, – велел двум денщикам Лесовский. – Больше у вас нет оснований отказываться. Живо, мой голубчик! Мы ждем. На «Поухатане» для вас, как для гостя, приготовлена каюта... Зайдите к адмиралу и попросите, он разрешит вам остаться жить у американцев.

– Я ни за что не останусь. Это пусть барон Шиллинг. Это его дело. Это он про меня всюду плетет...

Когда Елкин оделся и вышел, все офицеры от удивления ахнули. Американцы восхищались и хлопали штурмана по локтю, теперь уже как вполне своего, а русские уверяли, что за ним-то и прислал шлюпку Адамс, почти как за адмиралом.

– Довольно язвить, господа! – властно ответил поручик.

В голубом костюме вид у Елкина, как сказал Пегрэйм, был на тысячу долларов. Костюм, казалось, сшит по нему.

Через четверть часа все появились в кают-компании «Поухатана».

– Где адмирал?

– Он не будет.

Адамс поморщился. «Блистать отсутствием!» – недовольно подумал он.

Поручик Елкин несколько неуверенно вошел последним, но обратил на себя всеобщее внимание. Светлый синий костюм с американскими эполетами лейтенанта, крахмальная грудь с широким атласным галстуком необыкновенно шли к его стройной фигуре и к белокурой голове, лицо выглядело энергичным, подчеркивались его чистота, загар и свежесть.

– Господа, честь имею представить нашего нового товарища, – сказал Пегрэйм, словно вводил в общество кают-компании вновь поступившего на корабль американского офицера. Слова лейтенанта покрыты были всеобщими криками приветствий. Американцы, кажется, готовы были видеть в штурмане героя дня и чуть ли не главный персонаж экспедиции Путятина.

«В общем-то они правы, таков он и есть! – подумал Леша в восторге от этого демократизма. – Это у нас ему подчеркивается: мол, штурманский офицер... А все описи его, он ведет гидрографические записки... Главный винт на корабле!»

За большим столом под крахмальной тяжелой скатертью, напоминающей о рождестве, святках и родных снегах, – множество вин, неизвестных нам, за исключением виски и французского шампанского, экзотические фрукты из ледника «Поухатана» и мандарины с японского берега, изобилие холодных деликатесов.

Все уже слегка разгорячены вином, и бурный разговор не стихал ни на миг, словно эти люди давно ждали, когда смогут встретиться за одним столом.

– Мистер Елкин, ваше место! – Черноглазый американский лейтенант Коль, как бы принявший его от лейтенанта Пегрэйма, провел штурмана к середине стола и сам сел рядом.

Офицеры, русские и американские, сидят вперемежку, и Пегрэйм сел на свое место с Сибирцевым. Леша попросил позволения налить ему вина и спросил, говорит ли он по-французски.

Пегрэйм ответил, что говорит, но что сегодня он хотел бы говорить по-русски, но не умеет.

– А говорите ли вы по-английски? – спросил он.

Алексей ответил, что немного. Но сегодня мы должны говорить или по-русски, или по-английски.

Высокий лейтенант Коль, тот, чьи руки могли двигаться, как поршни паровой машины, уселся рядом с Елкиным, напротив Леши, и сочувственно выслушал ответ.

– Но пережитая вами катастрофа... – говорит Елкину по-французски тонкий и очень высокий американец с пышной светлой головой.

– Какое ужасное землетрясение! – подтвердил Коль.

– Вуй, оказьон де террибль[32], – ответил Елкин.

Шиллинг потом уверял, что это была единственная фраза, которую смог Елкин сказать в этот вечер по-французски – и ту неверно, и даже стал насмешливо звать штурмана «оказьон де террибль».

– Вы понимаете, капитан Лесовский, что я не могу заставить молчать своих людей при наших неизбежных встречах с англичанами, – говорил Мак-Клуни, – о том, что произошло сегодня ночью и чего ждали еще вчера.

Лесовский это отлично понимал. Поднялся капитан Мак-Клуни.

– Господа! – переводил Шиллинг. – Сегодня мы принимаем капитана Посьета, представляющего посла дружественной России, адмирала Путятина, капитана Лесовского и офицеров русского корабля «Диана», претерпевшего самую необыкновенную катастрофу из всех когда-либо происходивших на море...

Американский капитан предложил тост за дружбу между Россией и Америкой, между которыми нет и не может быть разногласий. За будущее наших великих молодых держав на Тихом океане. За народ потомков Петра Великого и за народ Соединенных Штатов, протягивающие друг другу руки через океан.

– Вы думаете, что противоречий не может быть? – спросил Пегрэйм.

– Да, мы должны так думать, – ответил Сибирцев. – Становится сегодня очевидным.

– Надо предусмотреть противоречия заранее. На территории Аляски является множество авантюристов из Сан-Франциско и из Канады. Известно ли вам, что по реке Стахин открыты залежи золота? Недалеко то время, когда тысячи людей со сковородами хлынут туда не только из Канады, но также из Калифорнии.

Заговорили о компаниях, что кончается век их монополий. Лейтенант Коль вдруг сказал, что в Сан-Франциско многие говорят, что Россия хочет продать Аляску. Тогда Штаты будут владеть восточным Тихоокеанским побережьем, а Россия – северо-западным, и движение между этими силами составит новое начало мировой цивилизации.

Алексей никогда в жизни не слыхал, чтобы в России говорили о том, что надо продать Аляску.

Сдерживая зычный голос, заговорил Лесовский, и казалось, что тихо играет соло самая низкая труба.

– От имени адмирала Путятина честь имею приветствовать вас, ваше превосходительство коммодор Адамс! Господин капитан Мак-Клуни! Господа офицеры! Наши великие державы встречаются на Тихом океане, и наши моряки впервые в истории знакомятся. Узнав о прибытии в Симода военного корабля дружественной Америки, адмирал повелел мне с частью людей немедля отправиться из Хэда, где мы имеем стоянку после катастрофы, на двух баркасах сюда, чтобы засвидетельствовать вам, господин посол, вам, капитан Мак-Клуни, вам, господа офицеры, наши лучшие чувства. Господа! В нашем положении не было цели важней, чем спасение жизни и поддержание духа матросов и офицеров, очутившихся в чужой, закрытой стране, обычаи которой вам хорошо известны. Поэтому мы сделали все возможное для скорейшей встречи с вами и с благословения всевышнего сегодня прибыли благополучно. Ваше превосходительство, мы выражаем вам глубокую благодарность за вашу готовность содействовать нам...