Владимир Алексеевич кивнул согласно и пожал Денисенко руку. Притча была рассказана к месту, хотя и мало утешала…

* * *

Присланный полковником Санчесом вертолет использовался с полной загрузкой и по распоряжению подполковника Кирпичникова совершал рейс за рейсом.

Пленных оставили сидеть в центре лагеря, приставив к ним часовых. Враги не докучали. Лагерь находился на возвышенном месте и постоянно продувался ветерком. Это в какой-то мере спасало людей, не имевших возможности отмахиваться от комаров и москитов. В сельве было тяжелее. Тем не менее, жалобы со стороны пленных все же слышались. Но часовые английский язык не знали, а если и знали, то делали вид, что подзабыли, и внимания на жалобы никто не обращал. Развязывать пленникам руки приказа не поступало. Прилетели туда, куда их никто не звал, – пусть терпят и комаров, и москитов, и даже пренебрежительное отношение к ним людей. Они знали, на что шли, и сами, окажись на месте победителей, тоже не стали бы разводить церемонии и угощать пахучим чаем… Впрочем, здесь пили не чай, а кофе, причем колумбийский, слабый, слегка остывший, с большими дозами сахара. Местная традиция. Воду кипятили на углях, и дым добавлял к вкусу напитка свой колорит. Впрочем, пленникам и кофе не полагался. Обойдутся водой, которой поили время от времени всех по очереди, а не тогда, когда кого-то начинала мучить жажда.

Первым рейсом привезли груз. Но выгружали его из вертолета не пленники, а венесуэльские коммандос. Пленникам не доверили, хотя и уложили груз рядом с местом, где те сидели. Но часовые внимательно следили, чтобы ни один из захваченных к грузу не приближался. Там было слишком много острых углов и кусков рваного металла, которым можно было бы перерезать стягивавшие руки лианы. Об этом Кирпичников предупредил часовых особо, и дал категоричный приказ: если кто-то сумеет освободить руки, с ним не церемониться, а стрелять сразу на поражение. Один из пленников, знавший испанский, перевел для всех фразу на английский. Сам Кирпичников доводить свой приказ до сведения пленников не собирался. Понимал, что перевод произведет большее впечатление, чем предупреждение. Это лишало всех иллюзий и говорило о том, что пленниками не дорожат и проявлять к ним милость не намереваются.

Вертолет тем временем совершил еще три рейса и вывез тела убитых. Их сложили здесь же, рядом. И даже не сложили, в просто побросали, не стремясь выровнять ряды. Эта небрежность тоже была умышленной и создавала у пленников соответствующее настроение. Шла настойчивая, хотя и незаметная психологическая обработка. Она должна была сыграть свою роль позже, когда начнутся допросы в министерстве безопасности. Кирпичников заранее попросил, чтобы всех пленников поместили, по возможности, в самых не пригодных для жизни камерах. Хотя бы на первое время. Американцы слишком любят комфорт и удобства, их отсутствие ломает характер сильнее, чем применение физических мер воздействия. Полковник Санчес обещал проявить «заботу».

Вскоре прилетел другой вертолет, уже большегрузный, с солдатами службы безопасности Венесуэлы. Он забрал только груз и пленников. Тела решили пока не вывозить. Допросы планировалось начать сразу после доставки американских спецназовцев. Перечень необходимых вопросов Владимир Алексеевич продиктовал капитану Альваресу, тот записал их на отдельном листе и передал его в запечатанном конверте пилоту.

Как только большегрузный вертолет улетел, тела стали вывозить старым вертолетом на венесуэльскую территорию. Отдельные участки специально прожгли огнеметом, чтобы создать иллюзию недавнего боя. И взорвали несколько гранат, чтобы заметны были воронки. А неподалеку выкопали пять укрытий с невысоким земляным бруствером – по американским стандартам. Там, за бруствером, и уложили убитых. Кирпичников сам проверял, насколько натурально все выглядело, и остался доволен осмотром. После этого разрешил Хулио Сезару начать видеосъемку. Одновременно один из солдат активно поработал цифровым фотоаппаратом. Видеосъемка предназначалась для телевидения. Фотографии планировалось передать в газеты. Когда поднимется шум, все отснятые материалы должны были приложить к официальной ноте протеста, которую вручат американскому посольству, уже долгое время работавшему без посла. Президент Чавес не пожелал принять у себя в стране того, которого собирался назначить госдепартамент США, а госдепартамент не пожелал идти на поводу у президента Чавеса.

Допускать американских юристов к пленным никто не собирался. Юристов могут допустить к уголовным преступникам; в данном же случае речь шла не об уголовном преступлении, а об умышленной вооруженной провокации. В официальных данных будет сообщено, что группа американских спецназовцев перешла государственную границу Венесуэлы и устроила засаду на отряд солдат венесуэльской армии. В результате имеются потери с обеих сторон. Ничем не спровоцированная атака рассматривается не иначе, как террористическая деятельность. По закону Венесуэлы, участникам террористических акций адвокатов назначает государство, сами участники лишаются права на общение с родственниками, а тела убитых хоронятся в общей могиле без обозначения имен.

Что касается вертолета, то он тоже был сбит над венесуэльской территорией, но сумел улететь в Колумбию, где и потерпел катастрофу. О судьбе пилота венесуэльским спецслужбам ничего известно не было, если бы несколько индейцев не перешли границу и не принесли с собой прибор, назначение которого они не знали. Прибор этот – тот самый навигатор, что вытащил из вертолета Лукошкин. Вот такая версия операции под руководством подполковника Кирпичникова была представлена на суд международной общественности, опровергнуть которую американцам не удалось.

* * *

Апраксин так и не вышел на связь с Кирпичниковым, хотя тот очень ждал его звонка. В принципе, генерал-лейтенант мог и не позвонить сразу, потому что в тот момент, когда Владимир Алексеевич обращался к нему, в Москве был уже поздний вечер, или Апраксин сразу не нашел надежного человека, которого можно было послать по адресу. И вообще генерал мог быть уже дома, потому что свою трубку спутниковой связи всегда носил с собой, а ночью решил вообще никого не посылать, отложив дело до утра.

В Венесуэле время бежало так же стремительно, как и в России. Уже начало вечереть, когда капитану Альваресу позвонил полковник Санчес. Он предпочитал общаться только со своим капитаном, который лучше справлялся с обязанностями переводчика, чем Кирпичников. Все же испанский язык подполковника оставлял желать лучшего, и Санчесу трудно было понимать русского офицера правильно. Да и сам Владимир Алексеевич с явным усилием воспринимал быструю и темпераментную речь полковника, который к тому же иногда начинал заикаться.

Альварес для разговора привычно отошел в сторону и вернулся только тогда, когда убрал трубку в чехол. Еще на половине дороги к костру он сделал знак рукой Владимиру Алексеевичу, словно просил подождать, и начал отдавать распоряжения своим коммандос, которые сразу же разбежались в разные стороны. Только после этого Хулио Сезар подошел к группе российских офицеров.

– Господин подполковник, вертолет уже возвращается. Я приказал подготовить костры на случай, если он прилетит в темноте. Нашего генератора не хватит на мощный прожектор, поэтому подсветить тростник, кроме костров, нечем. Но мы еще до вашего приезда встречали здесь тот же самый вертолет с кострами. Пилот сориентируется.