Бегло осмотрев фрегат, Сюзи констатировала, что «Грациозный» и «Шутница» отличались друг от друга не меньше, чем их капитаны. «Грациозный» был вооружен лишь десятью пушками, его паруса были другой формы, а водоизмещение явно уступало водоизмещению «Шутницы». Экипаж, уже работавший на палубе и в трюмах, был не таким многочисленным, но фигура на носу корабля была более элегантной, чем на «Шутнице».

Маневрировал «Грациозный» очень легко. Руководила поднятием парусов Клод Ле Кам. Она сделала вид, что не замечает присутствия бывшего помощника капитана, ставшего корабельным писарем.

Сюзи, снова став Антуаном Карро де Лере, смотрела на то, как постепенно удаляются укрепления Сен-Мало. В прошлый раз такое происходило в ее жизни зимой. Сейчас же ее лицо ласкал приятный ветерок, а желудок уже не сжимался от килевой и бортовой качки судна.

Сюзи решила в последний раз проанализировать состояние своей души. Ей пришлось признаться себе, что если она променяла на рискованные приключения ту спокойную и безопасную жизнь, которую ей обеспечивал брак с Элуаном де Бонабаном де ла Гуэньер, и если она променяла сушу на море, то это произошло только потому, что Клод Ле Кам упомянула Ракиделя. Надежда найти своего любовника в Луизиане заставила ее отказаться от состояния и снова выдавать себя за мужчину, то есть обманывать окружающих.

Она не знала, что территории, принадлежавшие Франции в Америке, были исследованы и завоеваны гораздо более отчаянными и выносливыми искателями приключений, чем она. Почти двумя столетиями раньше, при короле Франциске I, Жак Картье, капитан и штурман, которому король поручил «обнаружить определенные острова и земли», отбыл туда с целью основать колонию и заняться распространением христианской веры. Впоследствии Франция и Англия неоднократно воевали друг с другом за право владеть этими территориями. Людовику XIV пришлось отказаться от Акадии и Новой Земли[100], однако он сохранил за собой Луизиану и Канаду. Что представляли собой эти далекие земли, которые, как поговаривали, все еще были заселены в основном дикарями, мало кто знал, и Сюзи понимала, что отправляется в неизвестность.

Она очень быстро ощутила разницу между плаванием, в которое она только что отправилась, и плаванием, которое она совершила в качестве корсара. Условия жизни на судне были несопоставимыми. Господ ученых, архитектора, ботаника, географа, интендантов, врача и богослова обслуживали, как в лучших домах Сен-Мало: если повседневная еда экипажа была довольно посредственной, то именитые пассажиры ели из серебряной посуды изысканные блюда, приготовленные личным поваром господина де Лепине. Разговоры в этой компании велись в строгом соответствии с правилами светского общества. Новому корабельному писарю приходилось все время прислушиваться к этим разговорам, чтобы получить представление о том, что ждет его в Америке, и чтобы, как того пожелал капитан, заносить умные мысли в судовой журнал.

Поначалу Сюзи не почувствовала абсолютно никакой симпатии к этим важным господам, которые очень редко обращали на нее свой взор и никогда с ней не заговаривали первыми. Ее, впрочем, это вполне устраивало, поскольку она считала, что уж лучше ей слыть полной невеждой, чем излагать те крохотные знания, которые у нее имелись. Она старалась побольше почерпнуть для себя из тех заумных разглагольствований, которые ей доводилось слышать – чаще всего во время приема пищи.

– Господин де Бенвиль, по моему мнению, – самый лучший губернатор из всех, каких только можно пожелать, – заявлял господин де Поже, архитектор. – Именно благодаря ему городу, который он назвал Новым Орлеаном, оказывается большое внимание со стороны регента. Я имел честь разработать проекты строительства некоторых зданий в этом городе – проекты, отличающиеся новизной подходов, – и, насколько мне известно, с момента моего последнего пребывания в тех местах многие из этих зданий уже начали строить. Резиденция губернатора уже перенесена туда, и вот-вот закончится строительство порта.

– Мы причалим к берегу именно в этом порту, – объявил господин де Лепине.

– Лично я главной проблемой данной колонии считаю царящую там безнравственность, с которой мне уже доводилось бороться, – сказал господин де Турнель, который был священником, иезуитом и выдающейся фигурой в богословии. – Вам ведь известна эта поговорка, господа: «Какая страна, такие в ней и люди»… Вполне можно заявить, что Луизиана стала помойной ямой, в которой собираются всякие негодяи и висельники, не проявляющие должного уважения ни к религии, ни к властям, и предающиеся порокам – главным образом с женщинами-аборигенками, которых они предпочитают француженкам. Офицеры там, господа, ничуть не лучше солдат. Те из них, которых еще не угораздило жениться на рабынях-аборигенках, заявляют, что не могут обойтись без служанки, которая стирала бы их белье, готовила бы им еду и присматривала бы за их жилищем…

Сюзи, услышав это, невольно задалась вопросом, а не использует ли аборигенок подобным образом в Луизиане и Томас Ракидель.

Судно плыло по спокойному морю, не сталкиваясь ни с какими серьезными трудностями. Вечером корабельный писарь записывал, как того требовали его обязанности и уже выработавшаяся привычка, координаты местонахождения судна. Он заносил в судовой журнал сведения о различных инцидентах и поломках, которых было немного и о которых ему каждый раз предоставляли отчет. Сюзи не успела взять с собой ни одной книги, и она с тоской вспоминала о том, как читала на «Шутнице» «Одиссею» Гомера, чтобы побороть свою скуку и свои тревоги.

Из застольных разговоров ученых мужей она узнала, что в Луизиану уже привезли из Африки несколько сотен чернокожих рабов. Господин Франке де Шавиль, называвший себя «странствующим философом», решил высказаться по этому поводу:

– Это именно те, кто делает всю работу в колониях и кого используют, как тягловый скот. А после того, как они выполнят свою задачу, их продают кому-нибудь другому. Я нахожу подобную практику противоречащей природной доброте человека и отношусь к ней как к проявлению низости и подлости, основанной на вере в то, что отношение одного человека к другому должно определяться исключительно тем, насколько один из них может быть полезен для удовлетворения потребностей другого.

– Но как, мсье, вы можете говорить применительно к этим неграм о… человеческой природе? – запротестовал богослов. – Достаточно лишь взглянуть на них, чтобы понять, что они – всего лишь обезьяны! Да, безусловно, они наделены способностью говорить, но они все-таки… обезьяны!

– Во время моего пребывания в тех местах я собираюсь построить для них больницу, план которой я уже разработал, – заявил архитектор.

Сюзи никогда не видела негров. Будучи всего лишь корабельным писарем, она не встревала в дискуссии, которые вели между собой ученые мужи. Старался не встревать в них и капитан, однако ему иногда приходилось выступать в роли примирителя, когда тон разговора становился чрезмерно высоким.

Как-то раз вечером за ужином Сюзи услышала, как кто-то упомянул графа де Бросса. Это напомнило ей о том, о чем она уже забыла: у нее имелся заклятый враг, который затаился и о котором она не знала толком, чего от него можно ожидать, но который, конечно же, жаждал ее погибели. Ее погибели? Нет, он питал ненависть не к ней, а к шевалье Карро де Лере! Лично ее ненавидел Рантий – одноглазый и теперь уже одноногий оборванец, который, возможно, сейчас уже жарится в аду. С тех пор, как она вернулась в усадьбу Клаподьер и снова облачилась в женскую одежду, она ни разу не замечала никого, кто ходил бы за ней следом и подсматривал бы за ней, и ни разу не чувствовала, что ей что-то угрожает… Поскольку ученые мужи вели сейчас разговор в довольно оживленной манере, она не успела заметить, кто же из них произнес это ненавистное ей имя.