Несмотря на простое происхождение, эта героиня — истинная «царица». Разночинцы и фабриканты выглядят рядом с ней плебеями, тем более что отрицательных героев Сологуб размалевал как самых низких негодяев. Сын Горелова, молодой Николай, шантажирует собственную мать, инженер Шубников подслушивает и подсматривает в домике, который Горелов специально оборудовал для любовных свиданий. И только сам Горелов — главный антагонист Веры по сюжету — обнаруживает широкий и сильный, неоднозначный характер. Крупное зло, по Сологубу, не так отвратительно, как «мелкие бесы». И в конце концов красавица Вера без сожаления пристрелит Шубникова, как гадину, последовав примеру героев-убийц из других сологубовских романов.

Главная сюжетная линия «Заклинательницы змей» начинается с поединка двух волевых натур — Веры и Горелова. Получив ключ от домика для любовных свиданий, Вера, как Катерина в «Грозе» Островского, уже решила свою судьбу. Она еще колеблется относительно способа, каким совершит свой подвиг: убьет ли его, себя, попросит ли фабриканта написать завещание на рабочих. А если он и напишет это завещание, неясным для героев романа остается, смогут ли рабочие одной отдельной фабрики наладить свое новое хозяйство, станут ли они счастливее, не получится ли, что слепец ведет слепых?

В финале воля Горелова сломлена: не притронувшись к Вере, он жертвует ей свое состояние. Фабрикант уходит, а Вера чувствует к этому пожилому, разбитому человеку жалость, странно похожую на нежность. В другом месте романа Сологуб прямо говорит, что сочувствие — это и есть наша русская любовь. Как и обещал автор, заклинательница повержена одновременно со змеем. Роман заканчивается сентиментально. Вера, получившая от Горелова завещание на свое имя, убита ревнивым женихом. Значит, рабочие не получат фабрику. Горелов тоже погибает. Он умрет от апоплексического удара в тот момент, когда жена понесет ему капли. Любовь и смерть, так же как в драматургии Сологуба, в этом романе ходят рука об руку.

Если рассматривать приведенный сюжет с точки зрения заложенных в нем символов, как того хотел автор, «Заклинательница змей» — роман о моральном проигрыше, о гибели и пролетариев, и буржуа, и даже прилипших к ним подлецов-разночинцев. Работники и «угнетатели», по Сологубу, бывают объединены не только ненавистью и непониманием, но и непонятной любовью, которую сам писатель мог чувствовать в детстве и юности к своей названой «бабушке», нанимательнице его матери — Галине Агаповой.

Роман еще не был издан, когда летом 1919 года государственная литколлегия московского рабочего кооператива обратилась к Сологубу с просьбой экранизировать «Заклинательницу змей». Антибуржуазная направленность романа, очевидно, сыграла свою роль. Федор Кузьмич при обсуждении литературного материала старался подчеркнуть, что его дух нисколько не противоречит целям революции.

В новой России писателю волей-неволей приходилось кривить душой и подстраиваться под обстоятельства, чего он всегда терпеть не мог. В 1919 году Сологуб и Чеботаревская решили уехать из страны. Однако тайное бегство Чеботаревская считала низостью, несмотря на то, что так поступали многие в их творческом окружении. В декабре этого года, имея разрешение на чтение лекций красноармейцам, но не получив дозволения на выезд, покинули РСФСР Мережковские и Философов. Эмигрант Амфитеатров вспоминал потом, как предлагал Сологубам вместе бежать из России (он уехал с семьей, два дня беглецы блуждали по лесам Финляндии, потом ночевали на даче у знакомых). Дело было опасное: при переходе границы могли и расстрелять. Но не это остановило Сологубов. Федор Кузьмич отнесся к авантюре Амфитеатрова с интересом, однако пойти на подобный шаг не мог: его жена была против. Говорили о надеждах Чеботаревской на знакомство с Крупской (Анастасия Николаевна была связана с большевиками через родственников-революционеров). Амфитеатров позже рассказывал: «Я о Крупской слыхал из хороших источников, что она в подобных случаях если бы и хотела сделать что-нибудь, то ничего не может: бессильна, — да и совсем она не охотница такое хотеть. Вряд ли и дружба между Чеботаревскою и Крупскою была близкою, судя по тому, что Сологуб упорно именовал вдову Ленина Натальей Константиновной, тогда как она — Надежда».

Федор Кузьмич разделял позицию жены и подчеркивал, что не собирается скрываться, как вор. Сологубы добивались легального выезда, просили временно, на пару месяцев, пустить их за границу поправить здоровье. Члены Политбюро подозревали, что Сологубы хотят остаться в Европе, обсуждали, могут ли писатель с женой нанести вред новой России. Троцкий считал Федора Кузьмича и особенно Анастасию Николаевну способными «клеветать всячески». К его мнению присоединялся Каменев.

Десятого декабря 1919 года Сологуб посылает прошение об отъезде в Совет народных комиссаров. Он упоминает о том, что разрешения на выезд были выданы режиссеру Федору Комиссаржевскому и профессору Фаддею Зелинскому (в результате они оба не вернулись на родину, но об их намерениях писатель, конечно же, умалчивал). Рассмотрение просьбы Сологуба сильно затянулось. 6 мая 1920 года Федор Кузьмич обращается к Каменеву: «Надо, наконец, прямо поставить вопрос, нужна ли сейчас России литература, нужны ли поэты, и если нет, честно признать это (может быть, и вправду, нет литературы!), тогда не препятствовать писателям временно выезжать за границу». Определенная логика в его словах была, однако у руководителей большевистской партии были свои доводы.

Средств на поездку за границу у Сологубов не было. Писатель рассчитывал получить их от продажи билетов на «Узор из роз», поставленный Второй студией МХТ, но спектакли временно прекратились по велению Ольги Каменевой. Это обстоятельство очень его огорчило. 26 февраля и 5 июня 1920 года Сологуб пишет письма Ленину, в которых кратко излагает свои трудности. Он не имеет средств, чтобы купить себе калоши, давно не видел мяса и белого хлеба. Уже три года он не может ничего напечатать в родной стране, два года издательства не принимают роман «Заклинательница змей», в котором, как пишет Сологуб, «по мере моих сил восхвалена фабричная работница и показан развал эксплуататорского змеиного гнезда». Нельзя не заметить, что писатель пытался подладиться под стиль новой власти. Не был принят к печати даже рассказ о казненном революционере «Старый дом», посвященный брату Чеботаревской и получивший рекомендацию Троцкого.

Члены Политбюро, которым было передано письмо к Ленину, сочли выезд писателя за границу несвоевременным. Однако Сологубы продолжали посылать прошения. 2 февраля 1921 года им наконец выдали заграничные паспорта, но 22 февраля взяли их обратно без объяснения причин. Подоплека была в том, что одновременно с разрешением на выезд Сологуба пришел отказ на аналогичную просьбу Блока. Луначарский, считавший Блока гораздо более ценным для революции, возмутился этим решением и, по выражению Ходасевича, «потопил» Сологуба.

Федор Кузьмич и Анастасия Николаевна стали подряд писать высокопоставленным большевикам. 22 апреля 1921 года Чеботаревская как женщина к женщине обратилась к революционерке Александре Коллонтай. Анастасия Николаевна писала, что поддержки литературы не может быть в стране, в которой нет семян, что здесь не выжить людям, которые не умеют «толкаться локтями». Ее письмо было эмоциональным, некоторые слова, например слово «умоляю», были выделены. Почему-то умолять государственных деятелей о помощи Чеботаревской казалось менее унизительным, чем бежать из страны.