базой США в Афганистане. Новости были не очень хорошими: Разрушение Ирака в результате межконфессионального насилия и решение администрации Буша усилить наше присутствие постоянным увеличением численности войск привели к тому, что военные и разведывательные возможности были выведены из Афганистана (к 2008 году в Ираке было в пять раз больше войск, чем там). Смещение акцента позволило талибам — суннитским исламским повстанцам, с которыми мы боролись с 2001 года, — перейти в наступление, и летом этого года ежемесячные потери США в Афганистане превысят потери в Ираке.

Как обычно, наши военные делали все возможное, чтобы исправить сложную ситуацию. Недавно назначенный командующий коалиционными силами генерал Дэйв Маккирнан организовал для своей команды брифинг о шагах, которые они предпринимают для отступления от опорных пунктов талибов. На следующий день, обедая в столовой штаба коалиционных сил США в Кабуле, мы слушали, как группа солдат с энтузиазмом и гордостью рассказывала о своей миссии. Слушать, как эти искренние юноши и девушки, большинство из которых только несколько лет как окончили среднюю школу, рассказывают о строительстве дорог, обучении афганских солдат и создании школ, только для того, чтобы увидеть, как их работа периодически прерывается или не выполняется из-за нехватки персонала или ресурсов, было одновременно унизительно и разочаровывающе, и я поклялся, что, если представится возможность, я окажу им большую помощь.

В ту ночь мы ночевали в сильно укрепленном посольстве США, а утром поехали во внушительный дворец XIX века, где жил президент Хамид Карзай. В 1970-х годах Кабул мало чем отличался от столиц других развивающихся стран: потрепанный по краям, но мирный и растущий, полный элегантных отелей, рок-музыки и студентов колледжей, стремящихся модернизировать свою страну. Карзай и его министры были представителями той эпохи, но многие из них бежали в Европу или США либо во время советского вторжения, начавшегося в 1979 году, либо когда в середине 1990-х годов к власти пришли талибы. После штурма Кабула Соединенные Штаты вернули Карзая и его советников и поставили их у власти — функциональных экспатриантов, которые, как мы надеялись, будут служить афганским лицом нового, невоинственного порядка. Безупречно владея английским языком и стильно одеваясь, они соответствовали своей роли, и пока наша делегация обедала на банкете с традиционными афганскими блюдами, они делали все возможное, чтобы убедить нас в том, что современный, толерантный и самодостаточный Афганистан находится в пределах досягаемости, пока американские войска и деньги продолжают поступать.

Я мог бы поверить словам Карзая, если бы не сообщения о разгуле коррупции и бесхозяйственности в его правительстве. Большая часть афганской сельской местности находилась вне контроля Кабула, и Карзай редко выезжал туда, полагаясь не только на американские войска, но и на лоскутные союзы с местными полевыми командирами, чтобы сохранить ту власть, которой он обладал. Я думал о его кажущейся изоляции в тот день, когда пара вертолетов "Блэк Хоук" пролетала над гористой местностью по пути на американскую передовую оперативную базу (ПООБ) вблизи Гильменда на южном плато Афганистана. Маленькие деревни из грязи и дерева, которые мы видели с воздуха, органично вписывались в скалистые образования цвета дунна, не было видно ни одной асфальтированной дороги или линии электропередачи. Я попытался представить, что думают люди внизу об американцах, находящихся среди них, или об их собственном президенте в его роскошном дворце, или даже об идее национального государства под названием Афганистан. Вряд ли, подозревал я. Они просто пытались выжить, подвергаясь ударам сил, постоянных и непредсказуемых, как ветры. И я задавался вопросом, что может потребоваться — помимо мужества и мастерства наших войск, несмотря на самые смелые планы аналитиков в Вашингтоне — чтобы примирить американские представления о том, каким должен быть Афганистан, с ландшафтом, который на протяжении сотен лет не поддавался изменениям.

Эти мысли не покидали меня, когда мы покинули Афганистан и направились в Ирак, по пути остановившись на ночь в Кувейте. С момента моего последнего визита в Ирак ситуация улучшилась: увеличение численности американских войск, выборы шиитского премьер-министра Нури Камаля аль-Малики, подтвержденные международным сообществом, и соглашение с вождями суннитских племен в западной провинции Анбар обратили вспять часть межконфессиональной бойни, развязанной первоначальным вторжением США и последующими неудачами таких людей, как Дональд Рамсфелд и Пол Бремер. Джон Маккейн интерпретировал недавние успехи так: "Мы выигрываем борьбу и будем продолжать ее до тех пор, пока мы придерживаемся курса и — что стало обычной нострамой среди республиканцев — "слушаем наших командиров на местах".

Я пришел к другому выводу. После пяти лет активного участия США, когда Саддам Хусейн ушел, доказательств наличия ОМУ не было, и было создано демократически избранное правительство, я считал, что необходим поэтапный вывод войск: поэтапный вывод, который даст время, необходимое для создания иракских сил безопасности и искоренения последних остатков Аль-Каиды в Ираке; гарантирует постоянную военную, разведывательную и финансовую поддержку; и начнет возвращать наши войска домой, чтобы мы могли передать Ирак его народу.

Как и в Афганистане, у нас была возможность пообщаться с военнослужащими и посетить ПОБ в Анбаре, прежде чем мы встретились с премьер-министром Малики. Он был угрюм, напоминал Никсона своим длинным лицом, тяжелой пятичасовой тенью и косвенным взглядом. У него были причины для напряжения, поскольку его новая работа была одновременно сложной и опасной. Он пытался сбалансировать требования избравших его шиитских властных блоков внутри страны и суннитского населения, которое доминировало в стране при Саддаме; ему также приходилось справляться с противодействующим давлением со стороны своих американских благодетелей и иранских соседей. Действительно, связи Малики с Ираном, где он прожил в изгнании много лет, а также его непростые союзы с некоторыми шиитскими ополченцами сделали его анафемой для Саудовской Аравии и других союзников США в регионе Персидского залива, подчеркивая, насколько вторжение США укрепило стратегические позиции Ирана в этом регионе.

Обсуждал ли кто-нибудь в Белом доме Буша такие предсказуемые последствия перед тем, как отдать приказ о вводе американских войск в Ирак, неизвестно. Но теперь администрация точно не была рада этому. Мои беседы с несколькими высокопоставленными генералами и дипломатами ясно показали, что интерес Белого дома к сохранению значительного присутствия войск в Ираке был связан не только с простым желанием обеспечить стабильность и снизить уровень насилия. Речь также шла о том, чтобы не дать Ирану возможности извлечь дальнейшую выгоду из беспорядка, который мы устроили.

Учитывая, что этот вопрос доминировал в дебатах по внешней политике как в Конгрессе, так и в предвыборной кампании, я спросил Малики через переводчика, считает ли он, что Ирак готов к выводу американских войск.