Грицишин положил трубку на рычаг и достал очередную сигарету:

– Представляешь, он ещё и обматерил меня!

– За что?

– За то, что не проверил, как фамилия написана в паспорте. Умный, блин. А тогда что думал?

– У него и спросишь.

– Как думаешь, найдём мы убийцу? В противном случае одним выговором я вряд ли обойдусь.

– Найдём, Гриня… Уже через неделю я буду допрашивать этого ублюдка! Хочешь пари?

– На что?

– На бутылку шампанского. Или коньяка. Водки я не пью.

– Принимается!

* * *

На следующий день в прокуратуру пришёл официальный ответ американского представительства:

«Ян Вацлавович Косинский, 1926 года рождения, переехал в США из Польши в 1946 году. Родился в селе Бища Люблинского воеводства. Проведённая проверка показала: документы подлинные».

Как Павел Гордына стал поляком? На этот вопрос не мог ответить никто, даже госпожа Эльза, взявшая его фамилию. Впрочем, если бы она собственными глазами не увидела труп, никогда бы не поверила в то, что её муж не Ян, а украинец Павел. Супруг поддерживал тесные контакты с польской диаспорой, учил детей польскому языку…

Когда Эльза поинтересовалась, зачем же он тогда едет в Украину, Ян ответил, что там находится имение его родителей.

Трегубенко поспешил связаться с властями ПНР. Оказалось, настоящий Ян Вацлавович умер ещё в 1969 году. В 1946 году он обращался в полицию с заявлением о пропаже документов и ему выдали новые.

Послевоенные годы в Бище почти никто не помнил. И всё же польским коллегам удалось разыскать важного свидетеля, некоего Роберта Шишку. Тот рассказал, что в 1946-м у Яна гостил двоюродный брат, который исчез так же неожиданно, как и появился.

Скорее всего, Павел просто купил документы и с ними выехал в Америку. Работал сначала грузчиком, затем – каменщиком, пока не сколотил кое-какой капитал и не открыл собственное дело. Только тогда зажил более-менее богато. И вот надумал выбросить на ветер не одну тысячу долларов только для того, чтобы вернуться ненадолго на родную землю. Рискуя, кстати говоря, свободой, а то и жизнью!

Что же так манило его в Дубках?

Неужто тайник в колодце?

Почему тогда родной брат ничего не знал о нём?

* * *

Василий Гордына не догулял срока, отведённого ему следователем Козием. Уже через три дня на столы начальников областных управлений КГБ и МВД легли одинаковые по смыслу телетайпограммы: «В селении Хатыннах Якутской АССР обнаружен разыскиваемый вами гражданин Гордин Василий Петрович, 1927 года рождения, уроженец деревни Губки»…

Оказалось, что преступник подделал не только фамилию, но и место рождения!

В Якутск были срочно откомандированы оперуполномоченные КГТ Трегубенко и угрозыска Грицишин.

Перелёт Львов – Якутск получился довольно изнурительным. С большим количеством посадок. В Челябинске, Новосибирске, ещё бог знает где. А дальше… Дальше пришлось добираться вертолётом – других путей сообщения с Хатыннахом не было.

На «аэродроме», роль которого исполняла небольшая ровная поляна на окраине посёлка, куда Трегубенко и Грицишин добрались за час до полуночи, украинских коллег встречал главный кузнец этой маленькой победы – участковый Блатов. Именно он проявил бдительность при обычной проверке документов у группы людей, прибывших работать на валке леса. Фамилия «Гордин» была знакома милиционеру по ориентировке. Сверил фотографию на ней с оригиналом – совпало! Заниматься самодеятельностью Блатов не стал – сразу сообщил кому следует. Начальство решило с арестом подозреваемого не торопиться и вызвало опергруппу с Украины.

Откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, оперативники не стали и сразу направились к дому Марфы Калашниковой – сорокалетней вдовы, приютившей Василия Петровича.

Её хижина была заперта изнутри. На крючок.

Блатов воткнул в щель между дверью и коробкой тонкое лезвие заранее приготовленного для этой цели ножа, и сбросил его.

После чего все трое ворвались внутрь дома и бросились к кровати, на которой спали «молодожёны».

– Где золото? – заорал Трегубенко.

– Я-я ничего не знаю! – дрожащим голосом сообщила Марфа.

– Тебя это не касается… Василий Петрович, ну же!

Гордына молчал.

Даже теперь, когда не осталось ни одного шанса на спасение, он не хотел отдавать проклятый металл, ради которого пошёл на убийство родного брата.

Да и, честно говоря, не мог он знать, что убивает Павла…

Случайно увидел через окно какого-то фраера в светлом костюме, разглядывавшего ларец, доверху набитый золотом, может быть, даже тем, о котором ему не раз пытался рассказать отец, и такая злость его охватила, такая зависть.

Взял лом, ударил незнакомца по голове…

И только потом понял, что убил брата, о котором ничего не слышал тридцать лет.

Хотел сразу сдаться органам, но испугался. Пустился в бега, начал запутывать следы…

Эх, знать бы тогда, что побег из дома не принесёт ему желанного счастья, не излечит израненную душу, что Павел теперь будет мерещиться в каждом встречном, будить по ночам, звать к себе – укоризненно и тоскливо…