Но и при таких условиях отношения русов с Византией не всегда были безоблачными. В начале 860-х гг. флот под командой якобы Аскольда и Дира, разграбив побережья Черного моря и Пропонтиды, подошел к Константинополю. Императора в этот момент не было в городе, и победу над русами византийцам принесло не военное превосходство, а молитвы к Богородице и ужасный шторм, разметавший русские корабли. В 907 г. в поход на Константинополь отправился Олег, князь новгородский и киевский. Сообщения о том, что его войско насчитывало 80 ООО человек, что плыли они на 2000 кораблях и, когда византийцы перегородили Босфор, он поставил корабли на колеса и под парусами подъехал к Константинополю, едва ли требуют каких-то комментариев. Однако за всеми этими фантазиями стоит некий реальный конфликт, который закончился в 911–912 гг. заключением договора между Византией и Русью. Вступление к нему, согласно «Повести временных лет», гласит: «Мы от рода русского – Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид[127] – посланные от Олега, великого князя русского, и от всех, кто под рукою его, – светлых и великих князей, и его великих бояр, к вам, Льву, Александру и Константину, великим в Боге самодержцам, царям греческим, для укрепления и для удостоверения многолетней дружбы, бывшей между христианами и русскими…» Дальше перечисляются пункты договора на случай грабежа и убийства, воровства или кораблекрушения, о выплате выкупа, получении наследства и т. п. Более раннее соглашение 907 г., по которому византийцы обязаны были устраивать русам баню, «когда те захотят», снабжать их едой и снаряжать при необходимости их корабли, вызывает в памяти сделки, заключавшиеся далеко на западе, в землях франкской империи. Начиная с 911 г. на целых тридцать лет установился мир, однако в 941 г. князь Игорь, неизвестно по какой причине, повел через Черное море свою флотилию, в которой, как сообщается в «Повести временных лет», было 10 000 кораблей, хотя более скромный в своих оценках Лиутпранд Кремонский называет цифру в 1000 судов. Так или иначе, Игорю это не помогло, некая жестокая реальность кроется за рассказом о том, как флот Игоря был сожжен «греческим огнем». Поражение не обескуражило князя: три года спустя он вновь подошел к городу со множеством кораблей и большим войском наемников, чтобы отомстить за свою неудачу. Однако на сей раз «греческий огонь» не понадобился – его успешно заменила греческая дипломатия. Игоря подкупили дарами и обещаниями; его союзники печенеги ко всеобщему удовольствию отправились разорять Болгарию, а сам князь со своими русами вернулся в Киев. В преамбуле к соглашению 945 г. перечислено не менее полусотни представителей русов: характерно, что многие из них носят славянские имена. В части пунктов повторялись условия прежнего договора, но добавились и новые: русам позволялось теперь жить летом в окрестностях Константинополя, при этом они должны были входить в город безоружными и не более чем по 50 человек. Они не имели права покупать шелк дороже, чем по 50 золотников, а покидая город, им следовало наложить на отрезы шелка особые печати – безусловно, император пытался бороться таким образом с местным «черным рынком». Русы могли торговать «сколько им нужно», приезжая, получали месячину, а возвращаясь домой (обязательно, каждую осень) – запас еды и все, что требовалось в дорогу. Наконец, они должны были сражаться с булгарами и поддерживать хазар, в соответствии с внешнеполитическими нуждами Византии. Когда византийские послы возвращались домой, Игорь одарил их мехами, рабами и воском.

Рис. 38. Торговля мехами, II: белки (Олаус Магнус)

У нас имеются и другие сведения о военных походах русов, ибо они, по своему обыкновению, при первом удобном случае меняли мирную профессию торговца на столь же прибыльное ремесло грабителя. Аль-Масуди рассказывает о нападении викингов на Баку в 912 г. В 943 г. русы поднялись на своих кораблях по реке Куре, южнее Баку, подошли к городу Берд на притоке Куры – Тертере и убили почти всех жителей. Однако вскоре арабы и дизентерия обратили победителей в бегство. Преследователи раскапывали могилы и воровали у мертвых русов прекрасное оружие, погребенное вместе с ними; в тех же могилах по русскому (и, вероятно, славянскому) обычаю были похоронены рабыни или жены умерших. Все это происходило во времена Игоря. Сын Игоря, Святослав (его рождение от семидесятипятилетнего отца и шестидесятилетней матери – прославленной Ольги – залог грядущих чудес, или, правильнее сказать, выдумок) постоянно воевал с хазарами, вятичами и булгарами, а незадолго до того, как печенеги превратили его череп в чашу в 972 г., в очередной раз бросил вызов Константинополю. Но не только славянское имя указывало на его разрыв с викингским наследием. Он «не возил с собою ни возов, ни котлов» и спал без шатра, подкладывая под голову седло. Лев Диакон так описывает его наружность, когда он в 971 г. подписывал соглашение с императором Иоанном на Дунае:

«Показался Сфендослав, приплывший по реке на скифской ладье; он сидел на веслах и греб вместе с его приближенными, ничем не отличаясь от них. Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос – признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга, она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только чистотой»[128].

Год спустя Святослав умер, и его три сына передрались между собой, ибо каждый желал расширить свою треть киевских владений за счет других. Ярополк убил Олега, но вскоре сам погиб, и третий сын Святослава, Владимир, с помощью войска, набранного якобы в Швеции, подчинил себе все земли русов. Впрочем, этим его достижения не ограничились. Он успешно ходил войной на славянские племена, распространил свое влияние на север – на эстов и их соседей, разбил единожды полян и дважды булгар и покарал дерзких печенегов. В 988 г. он был крещен в православие и принялся с великим рвением строить церкви и обращать в правую веру своих разношерстных подданных, загоняя их в Днепр. Как и другие скандинавские правители (а Владимир, похоже, ощущал свою связь с севером сильнее, чем его отец и дед), он прекрасно сознавал, какие политические и экономические выгоды сулит ему и его стране принадлежность к монотеистической религии. Не слишком достоверная история повествует о том, что Владимир знакомился с исламом, иудаизмом и католической римской церковью, прежде чем остановить свой выбор на Византии. Его помощь императору Василию II Болгаробойце в борьбе с узурпатором Вардой Фокой вполне укладывалась в русло сложной и дальновидной политики единения Новгорода и Киева с христианским миром. В качестве награды император отдал Владимиру в жены свою сестру – весьма сомнительное удовольствие для девы, если учесть, что князь содержал 800 наложниц и рабынь в разных русских городах. Другое решение князя также имело далеко идущие последствия – он повелел вести богослужение на славянском, а не на греческом или северном языке. Что касается северного языка, на Руси он к тому времени уже давно вышел из употребления. Между тем византийское влияние, проникавшее в русские земли вместе с религией и ученостью, культурой и произведениями искусства и укреплявшееся благодаря военным союзам и торговым связям, становилось все более ощутимым.