– На Седьмой авеню. – Клео вынула ключ из кармана джинсов. – Я должна забрать ее из сейфа. Я схожу туда завтра.

– Мы сходим туда завтра, – поправил ее Гедеон. – А сейчас мне нужно подышать свежим воздухом.

Когда за ним захлопнулась дверь, Клео тоже встала.

– Ну что ж, все прошло хорошо, – срывающимся голосом произнесла она. – Пойду вздремну.

Когда они остались вдвоем, Тайя устало поникла.

– О боже, что я наделала? Вечно я говорю не то…

– Вы все сделали правильно. Тайя, не занимайтесь самоуничижением. Это невыносимо.

– Раз так, прошу прощения. Я пойду к Клео и постараюсь помочь ей.

– Нет, не стоит. К Клео пойду я, а вы попробуйте поговорить с Гедеоном. Давайте постараемся расхлебать кашу, которую заварили, и создать некое подобие союза. Вы блестяще вели себя с Анитой, – сказал Малахия, затем постучал в дверь и вошел в кабинет, не дожидаясь приглашения.

Клео лежала на неразложенном диване. Она не плакала, но была близка к истерике.

– Послушай, на сегодня я сыта братьями Салливан по горло. Давай опустим занавес.

– Увы, представление еще не окончено. – Малахия сел и положил ее ноги к себе на колени. – Поскольку старший из братьев Салливан хочет признаться, что на твоем месте поступил бы точно так же. Я не горжусь этим. Наоборот, оглядываюсь и вижу места, где я сбился с дороги и свернул не туда. Только вот делу это не поможет, верно?

– Ты пытаешься подбодрить меня ради пользы общего дела?

– Допустим. Понимаешь, Гедеон не такой хитрый, как мы с тобой. Нет, он не дурак и не размазня. Просто любит говорить то, что думает, и злится на людей, которые поступают по-другому. У нашего малыша обостренное чувство справедливости.

Клео и сама знала это, так что слова Малахии ее ничуть не смягчили.

– Тот, кто играет честно, чаще всего проигрывает.

– Верно, – кивнул Малахия и начал массировать ей ноги. – Но если выигрывает, то выигрывает честно. Это имеет для него значение. И ты тоже имеешь для него значение.

– Может быть, имела.

– И все еще имеешь, милая. Я знаю своего брата, так что можешь мне поверить. Но тебя я знаю меньше, а потому должен спросить. Он имеет для тебя значение?

– Я не собиралась обманывать его с деньгами.

– Я спрашиваю не о том. Он дорог тебе?

– Да. Думаю, да.

– Тогда я дам тебе совет. Борись. Клянись и уговаривай, пока он не сменит гнев на милость. Или лей слезы. На него действует и то и другое.

Она подсунула под голову вторую подушку и устроилась поудобнее. Желание плакать у Клео пропало. Она села, шмыгнула носом и внимательно посмотрела на Малахию.

– Я не была уверена, что ты мне нравишься. Но сейчас думаю, что это так.

– Взаимно. Раз так, ответь на вопрос, который давно не дает мне покоя. Женщины, которые показывают стриптиз, пользуются телом, которое им дал бог, или это результат вмешательства медицины?

Тайе повезло меньше. Какое-то время она молча сидела и наблюдала за мрачным Гедеоном. Тот стоял у балконного ограждения и жадно курил.

– Мы провели вместе столько дней и ночей, проехали через всю Европу, а статуэтка все это время лежала в ее сумке!

– Гедеон, это ее вещь, – напомнила Тайя.

– Дело не в этом. – Он круто повернулся. «Как ни странно, гнев ему к лицу», – подумала Тайя. – Неужели Клео полагала, что я огрею ее по голове и отниму фигурку? Удеру с этой штуковиной посреди ночи после того, как занимался с ней любовью, и брошу одну в каком-то жутком номере?

– Я не знаю, что вам ответить. В каком-то смысле секс – тоже большой риск. – Когда Гедеон поднял глаза, к щекам Тайи прилила кровь. – Если бы Клео действительно использовала вас, она бы сама удрала посреди ночи с Лахесис в сумочке. А вместо этого она привезла вас сюда.

– Она действовала за моей спиной и…

– И совершила ошибку, – закончила Тайя. – Ошибку, которая обошлась ей дороже, чем вам. Мы оба знаем, в каком состоянии была Клео, когда вы привели ее ко мне. Но только я одна знаю, как бережно и нежно вы с ней обращались.

Гедеон сердито фыркнул и раздавил окурок каблуком.

– Она была вдребезги пьяна, потому что я накачал ее виски. Что я должен был делать? Бросить ее?

– Вы заботились о ней. А когда она навзрыд плакала посреди ночи, вы утешали ее. Я никогда никого не любила, – призналась Тайя, – поэтому могу ошибаться, думая, что вы любите ее. Но я знаю, какое чувство испытываешь к человеку, который морочил тебе голову, а потом причинил боль.

– Тайя, Мал очень переживает из-за этого. – Гедеон взял ее за руку, не догадываясь, что инстинктивное сопротивление Тайи вызвано боязнью высоты. – Клянусь вам.

– Я не о том. Я хочу сказать только одно: если бы вы не были так обижены, то смогли бы посмотреть на случившееся ее глазами. Но если это вам не по силам, постарайтесь успокоиться, чтобы мы могли работать вместе.

– Мы будем работать вместе, – пообещал он. – Я сделаю все, что от меня потребуется.

– Вот и хорошо. – «Почему люди, боящиеся высоты, не могут противиться соблазну смотреть вниз?» – думала Тайя и все же продолжала смотреть на улицу, пока у нее не закружилась голова. Она сделала шаг назад, потом второй. – Какая гадость это головокружение.

– Все в порядке. – Когда Тайя пошатнулась, Гедеон взял ее за руку. – Вы справитесь.

У Клео не было возможности воспользоваться советом Малахии. Трудно воздействовать словами или слезами на того, кто избегает тебя как чумы. Никогда в жизни она не испытывала такой душевной боли. Но хуже всего были угрызения совести. Клео боялась, что она заслужила эту боль.

– Идете туда, забираете статуэтку и возвращаетесь, – повторил Малахия, когда невыспавшийся Гедеон допивал вторую чашку кофе. – Лучше не идти туда по кратчайшему маршруту. Банк слишком близко от той квартиры. Люди Аниты еще могут следить за этим местом.

– Мы удирали от этих типов через всю Европу. – Гедеон поставил пустую чашку на стойку, услышал красноречивое покашливание Тайи, снова взял чашку и сполоснул ее. – Так что как-нибудь справимся. Готова? – спросил он Клео.

– Да.

Когда Гедеон и Клео закрыли за собой двери, Тайя скрестила пальцы на счастье, а Малахия от души пожалел, что бросил курить.

– Мы впервые остались наедине, – нарушил он напряженную тишину. – Я хочу вам кое-что сказать.

– Вы уже все сказали, – сухо произнесла Тайя.

– Не все. Вы не знаете, о чем я думал после того, как вы указали мне на дверь.

– Теперь это не имеет значения. Я несколько дней не могла работать над книгой. Выбилась из графика. Вы можете смотреть телевизор, слушать радио, читать. Или спрыгнуть с крыши. Мне все равно.