Другой стороной аул прижимался к отвесной скале, и у перепуганных дехкан не было иного выхода, кроме как выбегать из домов на открытое пространство, где их косили пулеметные очереди ефрейтора.

И тогда, и после он убил много людей, но никто не считал его убийцей. Его не посадили в тюрьму, а напротив – награждали орденами и медалями. А если еще вспомнить бригаду Захара Рваного? Почему тогда он называет убийцей своего воспитанника, который, защищая своих сестер и братьев по «Зеленой роще», отправил на тот свет такого подонка, какого только поискать?

– Что ты теперь думаешь дальше делать? – спросил он.

– Очищать мир от уродов, – упрямо заявив Артур.

Приблизительно такого ответа Щерба и ожидал.

– Их слишком много, чтобы у тебя получилось.

– Но я попробую.

Щерба сдался:

– Хорошо. Но если хочешь, вот тебе мой совет. Закончи училище и поступи в университет. Лучше тоже на педагогический. Там один мой близкий друг по Афгану преподавателем физкультуры работает. Я сообщу ему о тебе. Он тебя научит всему, что ты хочешь. Чтобы подонки в свою очередь от тебя мир не очистили.

Когда Артур уезжал, Валерий Федорович обнял его за плечи.

– Береги себя, сынок. Мне будет очень больно, если с тобой что-нибудь произойдет.

– Спасибо, отец, – ответил он, в первый раз назвав его именно так.

* * *

И вот теперь Валерий Федорович удивился. Сильно. Слушая рассказ Артура, попеременно глядя на братьев, он думал о том, как причудливо порой могут сплетаться линии судьбы. Удивился и растерялся, чего с ним не случалось очень давно. Когда Артур закончил, он отвернулся и долго смотрел в окно на заросший молодой травой луг, за которым сверкал тонкий серебряный серп реки. Он не знал, что говорить в ответ. А сказать-то надо было всего ничего. Обманул он Артура. Солгал. Пусть его ложь была во спасение, но все-таки это была ложь.

Артур нетерпеливо покашлял. Юлий поерзал на стуле, скрипнув ножкой. Щерба отважился и повернулся.

– Не знаю, как получилось, что мы тогда тебя потеряли на том мосту, – сказал, глядя на Юлия, смотреть в глаза Артуру он по-прежнему избегал. – Все время перед глазами был, а потом как в воду канул. А тут еще взрыв бензовоза. Когда тебя так и не нашли, решил, что все, конец, погиб. А на следующий день сообщают, что ты жив, Юлий. Я представил, как ты, Артур, обрадуешься, а тут мне и говорят, что усыновляют тебя. Понятно, я боролся, как мог. Не понимал, как такое может быть, я даже усыновителей в глаза не видел, как же им ребенка отдать. Но все было напрасно. Такие люди были замешаны. Замминистра просвещения лично на меня выходил, и все с тем же – отдать мальчика. А тут еще эвакуация из-за Чернобыля, «Зеленая роща» на волоске повисла. Все одно к одному, и все на мою голову. Что было делать? Я когда с замминистра разговаривал, поддержкой его заручился, что не тронут «Зеленую рощу». Он пообещал все решить и слово свое сдержал. Понятно, что в таких условиях продолжать и дальше выступать против твоего усыновления я не мог. Совесть свою, правда, успокаивал, что вот, мол, пусть хоть у одного из вас нормальная семья будет.

– Нормальная семья была у меня, – горько сказал Артур. – А вот насчет моего брата такого не скажешь. А от меня-то зачем правду было скрывать?

– Решил, что так будет лучше. Если можешь, прости. Так уж вышло.

Артур простил. Было бы ему лет семнадцать-двадцать, может, и истерил бы, дверями бы хлопал, кричал о своем разочаровании близким человеком, но не теперь. Он давно уже был взрослым. И не по годам взрослым. Многое видел и тоже ничему не удивлялся. Знал, как иногда бывает трудно сделать выбор. Невозможно даже. Но делать надо. Сейчас самым важным для него было помочь брату.

– Пока здесь поживет, – решил Валерий Федорович. – Пусть шум утихнет, и я разузнаю, что да как, по своим каналам. Тогда и думать будем.

Под «здесь» подразумевался дом Щербы, который два года назад после долгих уговоров купил ему Артур. Дом был простой и не новый. Такой, как строили в шестидесятые-семидесятые годы прошлого века в селах – одноэтажный, из трех комнат и веранды.

Особый разговор был с Артуром. Хмуря брови и не очень выбирая выражения, Валерий Федорович настоятельно рекомендовал завязывать с игрой в Робин Гуда и переключаться на другие, менее рискованные дела, например на исполнение обязанностей завхоза, тем более что дядя Саша Ефрейтор стал совсем плох. Ножевая рана, полученная им десять лет назад, как оказалось, вовсе не прошла бесследно, через год после этих событий у него обнаружили рак желудка, он перенес две операции, несколько сеансов химиотерапии. На какое-то время болезнь отступила, но совсем недавно опять были обнаружены метастазы. Надежда оставалась только на операцию в одной из израильских клиник. Кстати, в Израиль Ефрейтора тоже кто-то должен был сопровождать.

– Со злом бороться можно разными методами. И не обязательно с помощью пистолета или ножа, – сказал в заключение Щерба.

– Согласен. Но с пистолетом оно выходит как-то надежнее. Впрочем, решение я уже принял. Уговорил, отец. Остаюсь.

Валерий Федорович просиял. Не важно, что повлияло на его решение больше – желание быть рядом с братом или то, что был на волосок от смерти и погиб бы, если б Юлий его не отыскал. Артур оставался. Это было самым главным.

Днем, пока брат занимался своими делами, Юлий наслаждался тишиной и покоем. Правда, недолго. На третий день его покой был нарушен – из-за окна донесся негромкий скрип открываемой калитки. Это не могли быть Артур с Валерием Федоровичем. Первый совсем недавно уехал, второй вообще дневал и ночевал в «Зеленой роще». В то же время сидевшая в будке собака не лаяла. Сунув за спину пистолет, Тараскин приоткрыл двери и не поверил своим глазам: по выложенной плитками дорожке от калитки к дому шла Алена – девушка, угостившая трубой по голове длинноволосого Сергея Васильевича. Уже знакомый ему Kross стоял прислоненный к воротам гаража. Юлий шагнул на крыльцо.

– Кого я вижу! Моя прекрасная спасительница! Вот так встреча!

Девушка на секунду опешила, но, узнав его, засмеялась. Смех у нее был и уверенный, и по-детски наивный одновременно. Трогательный такой смех.

– Здравствуй, Тараскин Юлий Сергеевич. Рада тебя снова видеть.

Юлий отступил на шаг и на всякий случай осмотрелся по сторонам. Ничего подозрительного не увидел. Да и собака со скучающим видом лениво помахивала хвостом.

– Не помню, чтобы я называл свое имя.

– Я тоже не помню, чтобы ты называл мне свое имя. Кстати, с твоей стороны это довольно по-хамски. Свое я тебе назвала.

– В моем имени, похоже, ты не нуждалась.

– Это верно. Я сразу определила, кто ты такой. Еще тогда. У меня хорошая память на лица. Фотографическая. Я видела твой снимок на доске «Их разыскивает милиция». Кстати, неплохая идея – закосить под велосипедиста. Хотя разбирающегося человека ты все равно бы не обманул, в тебе за километр видать «чайника», но для ментов, пожалуй, сгодилось бы. Кстати, байк твой я сохранила. Он у меня дома. Слушай, это ты тех бандитов в больнице пострелял?