Ну, померли и померли, туда им всем и дорога! Самое главное, что поскольку здесь тоже имел место дурацкий стереотип, что якобы «сила — ума могила», я продолжил играть роль эдакого недалекого здоровяка, который даже не понял, в какую кашу влез со своей помощью княжне. Когда кто-то из заговорщиков, (нет, он представлялся, но на хрена бы мне сдалось запоминать его имя?!), из тех, кто отбыл в мир иной с последней партией, пристал ко мне с расспросами, я поступил как некогда сделал земной артист Дольф Лундгрен.

Артист этот, мужик недюжинного ума, владеющий семью языками, а также имеющий четыре высших образования, когда его в конец достали журналисты, которых ввели в заблуждение его выдающиеся физические кондиции, из-за чего они принялись разговаривать с ним чуть ли не по слогам, одними простейшими предложениями, прикинулся вообще «одноклеточным» с рубцом от фуражки на мозге вместо извилины! После чего долго и с явным удовольствием морочил журналюгам голову, с улыбкой идиота делая вид, что вообще не врубается, о чем те его спрашивают. Вот его-то опытом я и решил воспользоваться, чем снял с себя даже тень подозрения, тем более, что в процессе довольно неуклюжего прощупывания под видом «доверительного разговора», по-свойски пожаловался кандидату в покойники, на якобы усилившиеся у меня головные боли:

— Раньше только с перепою болела, а теперь безо всякого вина целыми ночами спать не дает, будто кто-то по башке кузнечной кувалдой лупит… — жаловался я, приобняв мужчину за плечи и склонившись прямо к его уху, — встану — вроде полегше, ну так ведь не станешь же ходить целую ночь?! К лекарю обратиться, что ли? Как присоветуешь?

А этот гад глянул на меня эдак искоса и с кривой ухмылкой в ответ похлопал по плечу:

— Да что эти лекари знают?! Ерунда! Ты бы лучше еще винца выпил! Винцо оно от многих хворей помогает, а принимать его намного приятнее, чем лекарские микстуры… — и довольно заржал.

Я его поддержал, поблагодарил и пообещал «всенепременнейше» воспользоваться советом… На том, считай, для меня эта история и закончилась. Пока, по крайней мере, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!

А о доставке княжны к монастырю, кстати, просьбы от князя я так и не дождался. Уж не знаю, из-за похорон это или он просто до просьбы унижаться не хочет, но пока моя отмазка, заготовленная на этот случай, мне не пригодилась. Впрочем, из замка князь меня тоже не гонит и даже намеков на отъезд не делает. Так что я нахально этим воспользовался: не переселяться же в подземелья к фон Тирду? Он-то может и не возражал бы, но… Подземелья — это для вампиров, а мне им уподобляться как-то не хочется. Нет, полазить интересно, но в качестве квартиры — увольте — в этом плане я несколько консервативен!

Поэтому, проводив селян, которые составили мне компанию при перевозки княжны и договорившись с Селимом и Нехимом о месте встречи, на тот случай, если они мне вдруг для чего-то понадобятся, (где потерялся мой джинн я ведь так и не знаю?), в остальное время я миловался с Лилли, которая по-прежнему не обделяла меня своим вниманием, продолжал знакомиться с тайными ходами, (вдруг еще понадобится?), да обживал замковую библиотеку, пополняя свои, откровенно скудные, знания об этом мире, его истории и обычаях.

Ну и единственной уцелевшей кладкой вампиров вплотную занялся, раз уж обещал Волюнду…

***

Не знаю для кого как, а мне маленькие детеныши что птиц, что рептилий, что млекопитающих, никогда не казались противными. Пусть они слепые, с голубыми шарами вместо глаз, с лапками и крыльями в зачаточном состоянии, пусть голенькие и под тонкой кожей на просвет у них видно даже содержимое брюшка, но у меня эти хрупкие «младенцы» животного мира, кроме умиления и нежности, никогда никаких чувств не вызывали.

А у маленьких вампирчиков каких-либо признаков младенческой недоношенности вовсе не наблюдалось, так что они на любой вкус оказались вполне себе симпатичными созданиями. Передние лапки у них почти как «ручки» лемуров, но держат они их плотно прижатыми к груди. Крохотные пальчики с прозрачными, пока еще мягкими коготками, сжаты в трогательные кулачки, а вот задние — больше похожи на кошачьи, которыми эти малютки не без успеха брыкаются в случае испуга или еще какого-нибудь дискомфорта. Глаза, что по цвету, что по форме, напоминали спелые маслины, размером почти на половину продолговатой мордочки, на шкурке короткая шелковистая шерстка, крылышки вообще будто бархатные! И так уютно сопят темными блинчиками носишек, что глядя на них и тебя на дрему пробивает. Милота, одним словом!

Правда если посмотреть немного с другого ракурса… Только увидев соплеменников Волюнда новорожденными, я наконец полностью осознал, что мы реально представители совершенно разных видов! Меня ведь даже информация о кладке особо не смутила, а вот сейчас… Не было в этих крошках ничего от человеческого младенца! Совсем не было!

Потом я представил себе в таком виде красавчика фон Тирда и минут пять ржал в прямом смысле до слез! Мда… Интересно, что сказали бы на это соблазненные им дамы?! Хотя-я, женщины — это такая загадка, что нам, простым смертным, до гроба ее не решить!

Однако смех смехом, но если говорить серьезно, то по мне, такой вариант происхождения вампиров все-таки намного предпочтительнее его земной версии. Это я про ожившие трупы, если кто не понял.

***

В тот день, которому была судьба врезаться в мою память весьма двойственными эмоциями, пока я возился с его потомством, сам Волюнд поджидал меня в моей гостиной с удобством устроившись на широком подоконнике — здешние, почти метровой ширины, по стать стенам, — и по мальчишески, с удовольствием болтая ногой. Улыбнулся при этом он мне так светло, что я опять попался на крючок его обаяния, но на этот раз не разозлился: то ли привыкаю, то ли взрослею — ведь нельзя же в конце концов постоянно раздражаться от того, что некий вампир не может совладать со своей природой?

Фон Тирд это мое изменение уловил, но оно его почему-то насторожило, так что он и без моего напоминания перестал валять дурака и принялся отчитываться о перспективах, впрочем, не удержавшись все же и от легкого стеба: