– Знаю. Ты подумал, что я – глупая корова, – закончила Бетти.

Джон негромко рассмеялся.

– Ну, не совсем так. Я подумал, что ты из этих… богатеньких детишек, которые только играют во взрослых, хотя на самом деле за все платят их мамы и папы. Но потом… Я следил за тобой и понял, что ошибался. Ты настоящая. Ты сильная и самостоятельная, и не боишься трудностей.

Бетти сглотнула.

– Гм-м… спасибо на добром слове. Ну, раз у нас пошел такой откровенный разговор, то… В общем, когда я впервые увидела тебя, я подумала: «Что за мерзкий тип!»

В глазах Джона промелькнули удивление и обида, но он тут же рассмеялся.

– Да, – согласился он, – многие именно так и думают, когда видят меня впервые. По этой причине за последние двадцать лет я так и не завел новых друзей. Ну а теперь… – Джон посмотрел на нее. – Что ты думаешь обо мне теперь? Удалось мне хоть как-то развеять первое неприятное впечатление?

Бетти улыбнулась с напускной строгостью.

– Да, пожалуй.

– То есть ты больше не считаешь меня угрюмой сволочью?

– Нет. То есть… – Бетти замолчала, внезапно осознав, что до сих пор не знает толком, кем же она его считает. – Я еще не решила, – призналась она наконец.

Джон рассмеялся.

– Ну и на том спасибо. Откровенно сказать, я и сам никак не пойму, каков я на самом деле, так что нет ничего удивительного в том, что ты продолжаешь сомневаться.

Он протянул ей пачку сигарет, но Бетти отрицательно качнула головой и скрутила самокрутку. Некоторое время оба сидели молча, но это не было неловкое молчание двух чужих людей. Они молчали как друзья, у каждого из которых был за плечами долгий и трудный день, после которого они зашли пропустить по стаканчику в один из баров знаменитого Сохо.

– Ну ладно, – сказал наконец Джон и положил недокуренную сигарету в пепельницу. – Расскажи мне, какой он – Дом Джонс. С чего это ему вдруг вздумалось нанять тебя в качестве няньки для его детей?

Бетти неопределенно пожала плечами.

– Насколько я знаю, предыдущую няньку Эйми Метц выгнала, а потом, не предупредив, оставила ему детей. А тут я подвернулась… Похоже, я его здорово выручила.

– А как там вообще, внутри? В доме, я имею в виду?

Бетти покровительственно улыбнулась.

– Да брось, Джон. Я уверена, что на самом деле такого клевого парня, как ты, ни капельки не интересует, как живет какая-то скучная мегазвезда.

Джон самодовольно ухмыльнулся.

– Меня и в самом деле не очень интересуют, гм-м… бытовые подробности жизни мистера Джонса. Я спросил просто так, для поддержания разговора… Считай, что я проявил вежливость и решил поинтересоваться, в каких условиях тебе приходится работать.

Бетти рассмеялась.

– Тогда понятно. К сожалению, я никому не должна рассказывать о том, как живет Дом Джонс. Я просто не имею права.

– Он что, заставил тебя подписать что-то вроде договора о неразглашении?

– Нет. Пока мы работаем на основе, так сказать, джентльменского соглашения. Дом мне доверяет, и я не хочу обмануть его доверие. – Она строго поджала губы и стала раскуривать свою самокрутку.

Джон одобрительно кивнул.

– Молодец, так и надо. Ну а если серьезно, какой он, Дом? Такой же заносчивый и высокомерный, как все знаменитости?

– Нет, – ответила Бетти. – Он довольно рассеянный, я бы даже сказала – с небольшой сумасшедшинкой. Я, правда, очень мало его знаю, но мне кажется, Дом – человек очень порядочный. Он любит своих детей и любит свой дом, а еще он не дурак поесть…

– У него, небось, весь холодильник забит вкусным и питательным сыром двадцати сортов, – пошутил Джон.

– Верно. Питается он в основном сыром и фруктами, их он поглощает буквально тоннами. Никаких чипсов, разумеется. Я знаю это точно – я ли их не искала!.. – Она приложила палец к губам. – Все, больше ничего не буду рассказывать. И вообще, хватит о Доме. Давай лучше поговорим о тебе.

– О, нет, это исключается. Во-первых, я терпеть не могу говорить о себе, потому что есть во-вторых: тут особо говорить-то не о чем. И вообще, я вытащил тебя сюда, чтобы узнать твою «долгую историю»… Помнишь, когда я спросил, почему после той вечеринки ты так и не появилась на пожарной лестнице, ты ответила – «это долгая история». И обещала рассказать ее позже. Вот мне и стало любопытно, из-за чего мне пришлось целый час сидеть на жестком железе в компании десятка польских студенток.

– Ах вот ты о чем! Я не смогла выйти из-за Кэнди Ли.

– Из-за Кэнди Ли?

– Это та шибзданутая лесбиянка, которая живет в квартире подо мной. Уж не знаю, кто она, китаянка или кореянка… Она ворвалась в ванную комнату сразу после того, как ты ушел, и попыталась меня соблазнить. Она была… довольно настойчива, и мне никак не удавалось от нее отделаться.

– Какой кошмар! Надеюсь, она ничего тебе не сделала?

Бетти рассмеялась.

– Ничего, но она очень хотела добраться до меня своим змеиным язычком с металлической бусиной.

– И что же было дальше?

– Я несколько раз сказала «нет», и в конце концов она свалила. Впрочем, перед уходом она пригласила меня заходить, если я вдруг передумаю. В любое время дня и ночи.

Джон посмотрел на нее с насмешливой серьезностью во взгляде.

– Ну и как тебе кажется? Ты передумаешь?

– Даже не знаю… – Она подмигнула, затягиваясь своей сигаретой.

– Но это вовсе не «долгая история», как ты выразилась.

– Ты прав. – Бетти выпустила дым тонкой струйкой. – На самом деле все произошло достаточно быстро, но тогда мне казалось – эта Кэнди никогда не уйдет. – Она улыбнулась. – Я сказала «долгая история», чтобы тебя заинтриговать и в конце концов заставить тебя пригласить меня куда-нибудь выпить!.. – выпалила она и тут же залилась краской. Джон с иронией приподнял брови, и Бетти, запинаясь, добавила: – То есть я сделала это не потому, что… не потому, что мне хотелось, чтобы ты пригласил меня на свидание или что-то типа того. Просто… вот я живу в этой своей квартире, а твой лоток стоит прямо под моими окнами… Мы постоянно сталкиваемся, но как-то… на бегу. Вот я и решила, что нам пора узнать друг друга получше.

– Согласен, – серьезно сказал он и негромко звякнул о ее бокал с виски своим. – Ну, за знакомство… Я, правда, по-прежнему не собираюсь рассказывать тебе о своей жизни во всех подробностях, но… Если нам пора, как ты выразилась, лучше узнать друг друга, тогда я просто настаиваю, чтобы ты рассказала мне о себе. С самого начала. Я имею в виду и этот твой «жуткий, разваливающийся особняк», и все остальное, если ты, конечно, не возражаешь… – И Джон улыбнулся Бетти редкой для него «полной» улыбкой, в которой участвовали не только губы, но и глаза. Глядя на него, она снова покраснела. Обычно его лицо выглядело неподвижным, неприветливым, холодным… не как маска, конечно, но как плотные занавески, за которыми не различишь ни настроения, ни эмоций, ни движений души. Когда же он улыбался вот так, открыто и искренне, занавески распахивались, и за ними сверкал теплый и ласковый летний день. Бетти, пожалуй, была даже рада, что Джон так редко улыбается по-настоящему; в противном случае она могла бы привыкнуть к этой его улыбке и перестать замечать ее красоту.