По утрам было тепло и ясно, и, шагая по улице, он видел свое лицо, отраженное поверхностью множества луж. Он привык носить дождевик и широкополую шляпу, купленную где-то по случаю, здорово урезал себя в курении. Для него собственное лицо выглядело таким же, как всегда. Воздух был свеж и чист, в нем угадывалось зарождение дождя.

По утрам ему нравилось совершать получасовую прогулку от своей квартиры до утреннего рынка, поворачивать направо на Кувьенг, проходить мимо вышедших спозаранку собирать подаяния монахов и женщин, кормящих их, мимо собак, порой гавкавших на него, мимо ощипанных цыплят, медленно вращающихся на палке, мимо остановки автобуса и овощного рынка, мимо светофора – в маленькую кофейню на углу.

Он будет сидеть там, попивая горький горный кофе, и рассматривать через оконное стекло людей, приходящих на рынок и уходящих с него: жизни, промелькнувшие светом далеких звезд, когда он пронзает атмосферу.

Позже, поднявшись, он пройдет небольшое расстояние до своей конторы возле черной пагоды, поднимется по короткому пролету лестницы и сядет за свой стол. В ящике лежит заполненная на пятую часть бутылка виски, но он теперь редко трогает ее. Клиентов не бывает вовсе, что отлично его устраивает. Он будет сидеть в своей конторе, пялиться в окно, ожидая дождя. Порой случается, что во время дождя облака расходятся – всего на минутку – и пробивается солнечный свет, тогда ему кажется, что он видит девушку, стоящую там, в месте, где солнечный свет пронзает дождь, и смотрящую в его окно, но потом тучи опять сходятся в вышине, и видение пропадает.