— Оставайтесь к обеду, — попросил Кит, — выдающиеся гости вроде вас — большая редкость здесь, а тот, кто дружил с беднягой Диком, — мой друг. — Трудно было не проникнуться симпатией к Полу Киту, и Стрейндж уступил главным образом в надежде вытрясти из него побольше сведений, но беседа перешла на шахматы — одно из холостяцких увлечений Стрейнджа. В два часа Стрейндж поблагодарил за угощение и успел залить вкус подгорелой капусты и пирога с колбасным фаршем в местной пивной, ухитрившись дополнительно выведать лишь один полезный факт: Эллисон проживает тут же, в «одном из современных чудовищ», как выразился Кит.

Итак, покинув пивную, Стрейндж завел «вольво». Он настолько свыкся с багажом, сваленным на заднем сиденье, что казалось, так оно и было испокон века. Завтра он сделает перерыв в своих изысканиях, но тут перед его мысленным взором мелькнуло запрокинутое лицо, и взгляд угасших глаз заставил его отказаться от принятого решения.

Он не спеша проехал мимо дома Листера. Тот по-прежнему пустовал. В конце улицы он развернулся и поехал обратно. Навстречу ему медленно полз бутылочного цвета мини-фургон. Он не остановился, но Стрейндж заметил, что человек, сидевший с водителем, что-то пишет на приборной доске.

У ближайшей телефонной будки он затормозил и под дождем заковылял к ней. Энтони Эллисон жил в Баньян Клоуз, Челтнем, в строении, которое с полным основанием могло быть названо «современным бубоном». Он набрал помер и стал ждать. Затем набрал снова. Трубку не брали. Вернувшись в машину, он развернул план города.

6

Неделя после ухода Стрейнджа была — как шутили в управлении — странной. Казалось, все работали в вакууме, без цели, без руководства. Впечатление это усиливалось из-за перевода сотрудников Стрейнджа в новые помещения.

Квитмен старался преодолеть дурные предчувствия, погружаясь в доклад о Листере, но скоро наткнулся на непредвиденные трудности в новой работе. Несмотря на гриф «сов. секретно», стоявший на всем, что касалось дела Листера, Нив дознался, что его сослуживец имеет допуск к комнате контрольных данных. Это было необходимо Квитмену, чтобы ишачить на Стрейнджа, как Прис выразился в пятницу, но Нив усмотрел в этой привилегии прямую угрозу своему продвижению. Раньше Квитмен никогда не казался ему честолюбивым карьеристом, но теперь он понял, что, должно быть, недооценил коллегу. Приятельским отношениям тут же настал конец, и они уступили место обоюдной подозрительности.

Внезапная перемена, которую, по-видимому, почувствовали в нем остальные, выбила Квитмена из колеи. Повышение по службе настраивало на иной лад, а это казалось ему предательством самого себя. Когда его надежды продолжать исследование средневекового рыцарства после шести лет, проведенных в Оксфорде, были разбиты позорным провалом на выпускных экзаменах, он, подобно утопающему, схватился за соломинку государственной службы. Экзамены он сдал с легкостью и был принят в управление, где признали его логическое мышление, способности к языкам, врожденное благоразумие. Новые начальники не без основания полагали, что у него вряд ли возникнут проблемы с компьютерной техникой. Отсутствие протекций было зачтено ему в актив, ибо новичку информационно-разведывательной службы лучше выглядеть серой мышкой.

Сначала в управлении его считали потешным малым, чему способствовали его неряшливый вид и скрываемые научные исследования. Но по мере его вхождения в курс дела все понемногу стали замечать его одаренность в той необычной работе, которой они занимались. Поговаривали, что он путается с какой-то потрясающей женщиной, но это лишь поднимало его акции в глазах сотрудников. О своей работе Квитмен отзывался презрительно, говоря друзьям, что государственная служба — единственное место, не считая тюрьмы, где ты скован по рукам и ногам. Время ленча и многие вечера, когда Лиз бывала на приемах, он проводил в Британской библиотеке или в архивах Кью. Когда Стрейндж взял его под свое крыло, он не стал относиться к работе лучше. Однако впервые теперь он почувствовал, что холодок в работе ему мешает. Открытие, что он переживает из-за службы, вызвало у него раздражение.

Реакция Лиз, когда он искал у нее поддержки, снова показала, что она просто отмахивается от сложностей, которые бы могли подточить ее веру в него. Он обнаружил, что ошибался, когда принимал ее жизнерадостность за настоящую самоуверенность. У Лиз ее вообще не было. Потребность Лиз в нем была ненасытной, постоянной, всепоглощающей. К его удивлению, ей было все равно, как он себя чувствует. Неприятности вызывали у нее раздражение и порождали ненужные споры.

— Сколько я тебя знаю, Джейми, ты все жалуешься на порядки в управлении. Теперь же тебя повысили…

Квитмен взвился на дыбы.

— …Ну хорошо, намекнули на повышение, если так нравится, — какое это имеет значение? — то с какой стати распускать нюни? — Лиз рассердилась. Элегантная, в деловом костюме от Сен-Лорана, сражающая наповал своей косметикой, она вызывающе посмотрела на него через кухонный стол из шведской сосны.

Тем же утром, до прихода машины, увозившей ее на Юстонский вокзал, в поездку на Север, Квитмен некстати пренебрежительно отозвался о литературном Лондоне, и они поссорились.

Временами он испытывал к Лиз, к этой славной, пробивной, модной крошке, то же двойственное чувство, что и к работе в Уайтхолле. Но когда прозвенел звонок у входной двери, он сказал ей только, что огорчен предстоящей недельной разлукой и что будет скучать. На этой фальшивой ноте они и расстались.

Целую неделю Квитмен вкалывал на всю катушку, проверяя данные по нескольким параметрам, собирая по частям разрозненную информацию, на основе которой он намеревался построить свой доклад. Работа была не из легких. Доктор Корнелиус Мейер, голландский маг и чародей по части обработки информации, заметив добросовестность и трудолюбие Квитмена, пригласил его выпить после работы. В Управление Си Мейера взял Хейтер, когда там потребовалась новая техника, а с ней Хейтер связывал все надежды на будущее.

Мейер был говорливым блондином. Он сверкал золотыми коронками, расписывая планы объединения данных из банков Челтнема, Кройдона и Лондона. Говорил он с оксфордским акцентом и пинтами вливал в себя легкое пиво.

— К тому же я устанавливаю лазерное устройство цифропечати. Последняя модель! Одиннадцать тысяч строк в минуту. — Он энергично рыгнул. — От нас секретов больше нет! — Он протянул слово «секретов» по слогам и рассмеялся, сверкнув золотом во рту. Квитмен отправился домой в несколько приподнятом состоянии. Ему польстило внимание Мейера, хотя сомнения не оставляли его.

Скоро доклад по делу Листера лежал у него на столе в трех экземплярах — оригинал в досье, одна копия — Прису, другая — Стрейнджу. Тот, как казалось Квитмену, вряд ли обрадуется, что Хейтер вызывает людей