спертый воздух из одного помещения в другое. Шедшая мимо сестра слегка кивнула им головой.

— Вот и пришли. Крыло Кейвел, одиннадцатая палата. Найдете? Выход внизу.

Стрейндж поблагодарил и заковылял по пустому коридору. Палата 11. Он тихо постучал и вошел.

Шторы задернуты, в глубоких сумерках высокая больничная кровать. Пол скрипнул под ногами. Он присел возле кровати, по-прежнему неуклюже держа цветы перед собой.

— Миссис Листер?

Простыни закрывали неподвижное тело до подбородка. В полумраке Стрейндж разглядел бесформенное и опухшее лицо. Темные рыжеватые волосы слиплись от пота, но больная дышала медленно и ровно, подушка была несмятой.

— Миссис Листер, — позвал он снова.

Тонкие серые губы задвигались, издавая слабый звук.

Разговор придется вести ему.

— Я из Лондона, из управления, где работал ваш муж. — Он склонился к ней, выговаривая слова внушительно и раздельно. — Мне очень жаль Дика. Ужасное несчастье.

Глядя на нее, он впервые почувствовал, что так оно и есть.

— Хочу задать вам несколько вопросов, если позволите. — Он сделал паузу. — Если захотите сказать «нет», покачайте головой. Если «да», что-нибудь скажите.

Из полумрака донеслось бормотание.

— Хорошо. Вопрос первый…

В конце коридора послышались шаги. Цветы в руках Стрейнджа невольно дрогнули. Шаги приближались, уверенные, энергичные, затем удалились.

— Вы знали, что ваш муж работал в министерстве обороны?

Шепот.

— Вы знали, что его сектор занимался секретной работой?

— Да.

— Он говорил об этом?

— Нет.

— Откуда вы знаете?

Тень снова задвигалась.

— Дик общался с бывшими коллегами?

— Да.

Стрейндж перестал спрашивать и выпрямился.

— Мне надо обо всем поговорить с вами. Можно я приду завтра?

Долгое молчание. Затем Стрейндж вдруг понял, что женщина плачет и горячие слезы текут на подушку. Впервые тело под одеялом зашевелилось, и миссис Листер повернула голову, чтобы посмотреть на него.

— Пожалуйста, приходите, — прошептала она едва слышно. — Мне нужно много сказать вам.

Стрейндж поднялся и вышел в пустой коридор, машинально сжимая в руках цветы.

На ночь Стрейндж оставил цветы в раковине своего гостиничного номера. Утром, когда колокола соседней церкви возвестили о празднике урожая, он тщательно обернул их сохранившейся бумагой из цветочного магазина. Это несколько ободрило его. А с цветами в руках, когда он вернулся в больницу после обеда, стало и вовсе легче.

По пути его мучили дурные предчувствия, но признаков пребывания агентов социального обеспечения он не обнаружил. Шторы были открыты, миссис Листер сидела на кровати, обложенная подушками, ее измученное, помятое лицо немного оживилось при его появлении.

— Я принес вам цветы, — сказал зачем-то Стрейндж.

— Замечательно! Мне не так будет одиноко. — Она прикрыла глаза. — Ваза на шкафу.

— Вас кто-нибудь уже навещал? — спросил он, доставая вазу.

— Не сегодня, — призналась она. — В социальном обеспечении у людей тоже имеются выходные, как у прочих. Вчера им не давали покоя журналисты, а сейчас пока никаких проблем. Поэтому я совсем одна, — миссис Листер вздохнула. — Завтра я выписываюсь.

Стрейндж почувствовал некоторое облегчение.

— Долгий уик-энд в постели, — пошутил он ободряюще, — это совсем неплохо.

Заплаканные глаза уставились на него с мрачным безразличием.

— Все так ужасно. Сестры обращаются с тобой как с малым дитем. Их понукание невыносимо. Я чувствую, мы с Диком вышли в тираж.

Стрейндж запротестовал, но она горячо возразила:

— Вы не знаете, мистер Стрейндж. Они тут же слетелись, эти людишки из социального обеспечения, как воронье на падаль. Лезут к тебе в душу, суют какие-то вещи.

Слезы безмолвно закапали на простыню. Стрейндж бессильно промолчал. Наконец она произнесла:

— Ну, начнем с того, что виновата я. Вы ведь этого не знали?

Стрейндж вскинул на нее тревожный взгляд. О чем она?

— Нет, — признался он, — не знал.

— Я чувствую за собой вину, — продолжала она, — поэтому и захотела, чтобы вы сегодня зашли. Мне так надо с кем-нибудь поговорить. Вам, я думаю, можно довериться. Вас же никто не тянул сюда.

Стрейндж смутился.

— Знаете, — говорила она с помутившимися от скорби глазами. — Именно я затеяла дело, которое довело всех до беды.

Это было выше понимания Стрейнджа. «Дело, — пробормотал он про себя. — О чем она?»

— Разве не знаете? Все началось с Тони.

— Тони?

— С Тони Эллисона, хотя он не столь уж важная персона.

Стрейндж уставился в окно. Стая щебечущих ласточек полетела на юг.

— Кажется, целая вечность прошла, — заметила она.

— Простите, — вмешался Стрейндж, ему не нравились эти признания. Они нисколько не приближали его к деятельности Листера. Но она снова вздохнула и начала монотонно, с запинками, говорить:

— Дик намного старше меня. Мне было всего двадцать два года, когда мы познакомились, полюбили друг друга и поженились. Он забрал меня из дома, и перевез сюда, в Челтнем. Этого мой отец ему никогда не простил. Но Челтнем — родной город Дика. В нем он родился и устроился на работу после колледжа. Сначала все шло отлично, хотя друзей у меня было маловато. Дик прекрасно ко мне относился. Затем пошли дети, они полностью меня заполонили. Дик все больше втягивался в работу. Года четыре назад, верней — пять, сразу же после рождения Клариссы, я заявила — хватит, довольно детей. Мы поругались. И — я встретила Тони.

— Чем он занимается? — машинально задал вопрос Стрейндж, чтобы как-то проявить интерес.

— Он работает с Диком. — Это было уже интересней.

— Мы познакомились с ним на рождественском празднике. Танцевали вместе, толкались, как подростки. Дик терпеть не мог танцевать. Я чувствовала, что возрождаюсь к жизни. — Она с трудом улыбнулась. — Потом Дик уехал на какую-то конференцию, и мы случайно встретились с Тони на вечеринке у знакомых. Так и пошло. В следующий раз, когда Дик отсутствовал, мы… мы стали любовниками. — Фраза звучала выспренне, но отлично передавала ее старомодное воспитание. Стрейндж кивнул, хотя ничего в этом не понимал.

— Дик, должно быть, что-то заподозрил, ведь они соприкасались по работе, и некоторое время все было очень неприятно. Мы поговаривали о разводе, но дети… В конце концов все уладилось. Тони и я согласились, что надо положить конец нашим встречам… — Она умолкла, а у Стрейнджа возникло ощущение, что рассказ приближается к развязке.

— Затем он, то есть Дик, нашел работу в Лондоне. Все закончилось. Мы стали подумывать, не перебраться ли нам всей семьей в Лондон, но Дик и думать об этом не хотел. Оставить Челтнем и своих друзей, забрать детей из школы было выше его сил. Лондон он ненавидел, а тут еще цены на дома подскочили до потолка. Нам казалось, что лондонское назначение временное. Дик стал ездить к нам ежедневно, но дорога его слишком выматывала. Потом он нашел приятеля, у которого была государственная квартира рядом с вокзалом