– Да…

– А не будет слишком бестактно спросить почему? Почему не хотела?

Саломон помедлил.

– Однажды на пикнике, в самом начале наших отношений, она спросила меня, хочу ли я детей. Я ответил, что пока об этом не думал. И тогда она заявила, что если я хочу детей, то должен подыскать себе другую девушку. Потому что она детей не хочет. Рожать детей в таком страшном мире – что может быть хуже?

Она снова украдкой взглянула на фотографию в рамке.

– Ты ведь очень ее любил, да?

– Безмерно… Не хочу впадать в сентиментальность, но в китайской мифологии есть понятие, которое по-французски звучит как «пара, выбранная небесами». Зарождение отношений – это выбор Бога. Бог выбирает предназначенных друг другу и соединяет их красной нитью. Это перекликается с платоновским мифом о первоначальном андрогине. Сначала человечество состояло из людей, у которых было четыре руки, четыре ноги и два лица. Зевс испугался их природной силы и разрезал их пополам. С тех пор каждый из людей ищет свою утраченную половину. У евреев тоже есть подобный миф о предназначенной тебе Богом второй половине.

Саломон уставился в донышко своего бокала.

– Я всегда считал, что Бегонья мне предназначена. С первой секунды, как я ее увидел. Что кто-то или что-то – Бог, судьба, но только не случай – поместил ее на моем пути навечно. Так было предначертано. О, я знаю, что рационалисты, поборники химии нашего мозга и скептики станут мне возражать. Но это только потому, что они никогда не пережили ничего подобного.

И, к огромному удивлению Лусии, он вдруг запел:

– Why she had to go I don’t know she wouldn’t say, I said something wrong, now I long for yesterday… Это была удивительная женщина… Она походила на актрису Ингмара Бергмана, на Биби Андерссон. Ты смотрела «Земляничную поляну» и «Седьмую печать»?

Лусия отрицательно помотала головой.

– Она была красива той естественной красотой, которой не нужны ухищрения, не нужен грим, и в то же время не строила из себя интеллектуалку, как многие в университете. Она была одной из моих студенток. С нашего первого совместного ужина я уже понял, что она станет женщиной моей жизни…

Он поставил свой массивный круглый бокал на низкий столик.

– А теперь, если ты не возражаешь, я пойду спать. Тебе тоже поспать не мешает. Доброй ночи, Лусия.

– Доброй ночи, Саломон.

* * *

– Анхель Бенавенте, – сказал Ариас в телефонную трубку. – Приговорен условно за торговлю анаболиками и нарушение общественного порядка. Последний исходящий вызов с его телефона был в Лериду. Возможно, он сел на поезд в Барселоне, после того как избавился от телефона и тачки. Обошел несколько магазинов, где продавали мобильники, в Лериде и в Барселоне, возле вокзала де Санс, и еще у торговцев телефонами по предоплаченной карте. Ищут и его машину. Работа кропотливая.

Лусия сидела в изголовье кровати в одной из спален в доме криминолога, закутавшись в одеяло от холода и положив ноги на теплую грелку, а на прикроватном столике дымилась чашка ароматного отвара – Саломон не отказал себе в удовольствии поухаживать за ней. Она рассказала Ариасу обо всем, что им удалось обнаружить, и о последней беседе с Альфредо Гюэлем.

– Ты хочешь, чтобы его допросили? – спросил Ариас. – Давай не сейчас.

У нее обозначился еще один вызов.

– Это все? – спросила она.

– Пока все.

– У меня еще вызов. Пока. Спасибо, Ариас. Будем держать друг друга в курсе.

Она нажала кнопку соединения. Это был Адриан.

– Лусия, я нашел, где ваш убийца брал сюжеты для своих мизансцен, – с торжеством объявил он.

42

Ночь вторника

По ней будто прошел электрический разряд.

– Я получил книгу, которую ждал. В ней более двухсот иллюстраций картин, написанных в Италии, Испании, Франции и в северных странах, начиная с конца шестнадцатого века и кончая началом восемнадцатого. Там все ваши мизансцены.

– Как это понять, «все мизансцены»?

– Я пошлю тебе рисунки, – сказал Адриан. – Первая мизансцена, та, что относится к восемьдесят девятому году, соответствует картине анонимного художника семнадцатого века «Кефал и Прокрида».

Она открыла «Вотсапп».

Дери тебя кот! А ведь Адриан прав: женщина на картине сидит анфас, ноги раскинуты в стороны, мужчина стоит на коленях между ее бедер, спиной к зрителю, обвив рукой ее торс, а она положила руку ему на плечо. Все так, все соответствует. На месте преступления нижняя часть тела мужчины закрыта красной тканью, а колени и бедра женщины – зеленой.

– Это невероятно! – вскрикнула она. – Все сходится!

– Вторая картина соответствует второму месту преступления, в Сеговии. Это полотно итальянской школы семнадцатого века «Смерть Гиацинта»… Смотри, – сказал Адриан, – позы те же. Мужчина сидит на корточках, словно прислонившись к дереву, а женщина – между его колен, опершись спиной ему на грудь и положив ему на бедро левую руку. У мужчины на плечи наброшена красная ткань, а у женщины на бедра – зеленая. Разница только в том, что на картине изображена не женщина. Кроме этой детали, все сходится: сандалии у них на ногах, которые не соответствуют размерам, маленький букетик белых цветов и даже теннисная ракетка!

– Вот черт, – выдохнула Лусия.

– И это еще не все. Вот тебе третья картина: двойное убийство в Бенальмадене. Мизансцена повторяет полотно Жана-Франсуа де Труа «Пирам и Тисба», написанное около тысяча семьсот десятого года. Здесь тоже полное соответствие: мужчина лежит на спине, рубашка его распахнута на груди, левая рука вытянута вдоль тела, правая лежит на груди. На ногах сандалии с обвязкой из толстой веревки, поперек бедер красная накидка. Женщина лежит на боку рядом с ним, обнаженная до пояса, и между грудей у нее торчит кинжал.

– О господи! – не удержалась Лусия. – Перед ним что, лежала эта книга?

– Вполне возможно; не забывай, что в восемьдесят девятом году еще не было интернета.

– Спасибо, Адриан, – прошептала она. – То, что ты нашел, просто фантастика!

Наступило молчание, и она догадалась, что он улыбается.

– Не за что… Лусия? Не забывай, что ты мне тогда сказала: мои старания заслуживают совместного ужина.

– Не забываю.

Отсоединившись, она сразу позвала Саломона, крикнув ему через дверь. В коридоре зазвучали его тяжелые шаги. Он постучал в дверь:

– Можно?

– Входи!

– Что случилось? – с тревогой спросил он.

Лусия показала экран своего телефона и увидела, как расширились его глаза, когда профессор водрузил на нос очки и склонился над телефоном.

– Вот это да! – произнес он, и голос его дрогнул. – Похоже, все начинает проясняться…