– Жив, – прошептала, Вика, чувствуя, как возникший из ниоткуда комочек влаги повис на ресницах.

Да, был бы жив. Ведь то, в каком состоянии он сейчас пребывает, трудно назвать жизнью. И дело тут вовсе не в ногах, не в том, что у Жорки половина тела парализована, а в том, что он категорически отказывается принять сам себя такого, каким стал, не пытается начать жить заново. По-другому, не так, как прежде, но жить в полную силу. В ту силу, что у него еще осталась. Нет, он словно вырвал какие-то провода, отключив ту энергию, что питала его ранее, превратился в переходное устройство между пивной бутылкой и экраном телевизора. Устройство, вечно недовольное тем, что налито в бутылке и демонстрируется на экране. Недовольное всем и всеми. В том числе ею. Господи, какая сволочь придумала эти мотоциклы?

Остановившись на следующем светофоре, Вика сделала звонок Панину, а затем, когда машина уже тронулась с места, набрала Малютина.

– Денис, вы ведь выяснили, у каких друзей Геннадий был до того, как начались все эти его странные перемещения? Замечательно. Тогда мне нужно, чтобы вы с ними встретились. Может быть, и со всеми. Все зависит от того, как быстро вы получите нужную информацию… Нет, это надо сделать сегодня. Более того, это надо сделать срочно… Нет, Михаил Григорьевич вам пока помочь не сможет. У него другое поручение и не менее срочное. Но скорее всего, он управится быстрее.

Панин действительно отзвонился всего через сорок минут, Крылова едва успела добраться до своего кабинета, однако радостными новостями оперативник похвастать не мог.

– Виктория Сергеевна, – недовольно пробурчал он в трубку, – вы здесь сами давно были? Тут живая очередь хлеще, чем в районной поликлинике, а если по записи, так вообще прождем до морковкиного заговенья. В общем, сегодня сделать при любом раскладе не получится. Я заявку оставлю…

– Подождите, – перебила его Крылова, – побудьте там, никуда не уходите. Я вам перезвоню минут через десять-пятнадцать.

Отключившись, Вика тут же набрала другой номер. Номер, который до сих пор находился в коротком списке избранных контактов, хотя последние несколько месяцев она им пользовалась совсем не часто.

– Юрий Дмитриевич, помогите, – взмолись Крылова, едва они с собеседником успели обменяться привычным приветственным набором любезностей, – вы же всех знаете.

– Не преувеличивай, – мягко возразил Реваев, – я даже на нашей улице не со всеми знаком, а мы ведь этот дом уже десять лет, как купили.

– Юрий Дмитриевич, не надо соседей, – заторопилась Вика, – надо в экспертном центре, в отделе обработки цифровой информации.

– Там я точно никого не знаю, – разочаровал ее Реваев. – А что за проблема, пытаешься с экспертизой проскочить вне очереди?

– Пыталась, – Крылова разочарованно вздохнула, – если и вы помочь не можете, то уже не пытаюсь.

– И голос-то у нас дрожащий, и ручки, наверно, трясущиеся… Неужели такая срочность? Что, дня три твоя экспертиза не потерпит?

– Экспертиза потерпит, а вот кое для кого три дня, боюсь, окажется слишком много. В любом случае, Юрий Дмитриевич, была рада вас слышать.

– Тогда еще послушай, – отозвался Реваев, – в этом твоем отделе, как его, цифровом, я никого толком не знаю, но с начальником центра знаком хорошо. Так что, если ты подождешь минут десять, то я тебе перезвоню и скажу, к кому и куда надо обратиться. Договорились?

– Юрий Дмитриевич, вы самый лучший, – совершенно искренне воскликнула Вика.

– Это так некоторые думают, – с коротким смешком отозвался Реваев, – и то только потому, что они тебя плохо знают.

– Так ведь я тоже так думаю, – улыбнулась Крылова.

– Это потому, что ты себя тоже плохо знаешь, – строго отозвался Реваев. – Все. Жди, я перезвоню.

Спустя восемь минут полковник действительно перезвонил, а еще минуту спустя Вика набрала Панина. Коротко переговорив с оперативником, она положила телефон перед собой и уставилась на висящие на противоположной стене часы, на которых кажущиеся совершенно неподвижными стрелки показывали без четверти два. Убедившись, что под ее взглядом стрелки окончательно утратили способность двигаться, она закрыла глаза и попыталась привести мысли в порядок. Сначала надо дождаться заключения экспертизы. Если оно не даст ожидаемого ответа, то, скорее всего, можно успокоиться. Если даст, то надо действовать быстро, поскольку события могут начать развиваться в любой момент. В любой…

В тот же вторник

В этот раз сидеть в коляске посреди детской площадки ему не хотелось. Немного поразмыслив, он пересек двор и двинулся в сторону шумящего чуть в стороне проспекта. Добравшись до него, повернул направо. Теперь двигаться предстояло в гору, но для коляски, оснащенной электрическим приводом, затяжной подъем не представлял большой трудности. Жора с силой втянул в себя воздух, выдыхая выхлопные газы проносящихся мимо автомобилей. Да, вот она жизнь. Мчаться туда, куда тебе в данный момент нужно, а то и вовсе куда захочется. Так можно ехать целый день. Остановился, заправился, перекусил и дальше в путь. Заночевать в каком-нибудь мотеле на трассе, а и вовсе провести ночь в машине, разложив задние сиденья. Главное выбрать нормальную стоянку, желательно там, где дальнобойщиков побольше. Тогда можно ни о чем не беспокоиться.

Подъехав к перекрестку, Жора выбрал место чуть в стороне, так чтобы не мешать суетливо спешащим из стороны в сторону пешеходам и остановился в нескольких метрах от ближайшего светофора. Вот его красный глаз погас, на пару мгновений уступив место желтому, вечно обделенному временем и вниманием автомобилистов. Вот желтый, едва успевший заявить о своем существовании, вновь потускнел и затух. На смену ему пришел зеленый. Тот, кого все так ждали. Тот, который говорит: «Теперь можно! Действуй!» И действительно, повинуясь этому безмолвному, но и так всем ясному приказу, поток машин с ревом устремился вперед, правда, всего лишь для того чтобы через километр, от силы полтора, достигнуть следующего светофора и послушно замереть под пристальным воспаленно-красным взглядом.

Да уж, – Мясоедов вновь вернулся к своим рассуждениям, – по трассе ехать гораздо приятнее. Никаких тебе светофоров. Ну, почти никаких. А уж коли трасса еще и подальше от Москвы, куда-нибудь на восток, то и машин на ней не шибко много. Если, переночевав в машине, проснуться пораньше и, не завтракая, сразу выехать, еще до того, как дальнобойщики выведут на шоссе своих многотонных монстров, то можно получить ни с чем не сравнимое удовольствие – мчаться на полной скорости по фактически пустой дороге, любуясь медленно выползающим из-за горизонта солнечным диском.

Повинуясь вновь переключившемуся сигналу светофора, поток машин на проспекте замер и тут же пришел в движение другой, несущийся в перпендикулярном направлении. Поскольку Жора стоял, повернув коляску непосредственно к центру перекрестка, получалось, что теперь машины проезжали справа от него. Потом они остановятся и придут в движение те, что слева. В любом случае все эти куда-то спешащие люди будут спешить мимо. Мимо него, Мясоедова. И не только они, не только шуршащие по асфальту колесами автомобили, не только торопливо устремляющиеся вперед при первой возможности пешеходы. Жизнь, вся жизнь теперь проносится, проезжает, проходит мимо. Мимо него.