во владение чиновникам и детям боярским, согласно проектам И. С. Пересветова. Новая власть постаралась экспроприировать все, что только было возможно и что плохо охранялось крестьянами, например, 51 десятина пашни и перелога и 300 копен сена, принадлежавшие чувашину Мердяну с товарищами, были приписаны к поместью соседней деревни на том основании, что они были смежны с полем поместья, «а от чувашской земли отошли за лесом»[339]. Подлинные писцовые книги хранятся в архиве бывшего Министерства юстиции в Москве: книга бывших ханских владений, присвоенных государем (1563), — под № 643, а книги помещичьих земель (1565–1567) — под № 848, а также под № 556/404 вотчинного III архива (писцовая книга луговой стороны) и под № 485/432 того же архива (писцовая книга горной стороны).

Согласно писцовым книгам, русские помещики и духовенство получили: на горной стороне — 17 769 четвертей пашни, 575 десятин перелогу, 26 000 копен покосов и 1809 квадратных верст лесу, а на луговой стороне — 34 785 четвертей пашни, 195 десятин перелогу, 45 710 копен покосов и 12 773¾ квадратной версты лесу. Переводя в десятины (считая, что 2 четверти = 1 десятине, 10 копен также = 1 десятине и 1 квадратная верста = 104,17 десятины), получим следующие цифры:

В итоге получается огромная цифра свыше РД миллиона десятин. Это пространство составляло четвертую часть территории, населенной татарами (около 6 миллионов десятин). Помещичьи земли были довольно равномерно распределены по обоим берегам Волги: на горной стороне, занимавшей около 850 тысяч десятин, они составляли 23,5 %, на луговой стороне, занимавшей около 5150 тысяч десятин, они составляли несколько более 26 %. Эти цифры, несмотря на их неточность, вследствие изменений, внесенных войной и конфискацией запустевших крестьянских земель, все же могут дать, в общем, понятие о размерах помещичьего землевладения в Казанском ханстве. Как мы видим, помещикам принадлежала почти четверть татарской земли.

Ошибка, происходящая от включения в наш подсчет захваченных русскими крестьянских земель, по всей вероятности, вполне уравновешивается ханскими землями, которые в этот подсчет не пошли. К сожалению, в нашем распоряжении не имеется цифр, которые можно извлечь из книги дворцовых земель 1563 года. Несомненно, что хан являлся самым крупным помещиком. Ханские земли упоминаются в документах, например, на горной стороне значатся «в татарской и чувашской деревне в Нурдулатове [Нур-Даулет] порозжие земли, что была царевская Магмед-Аминевская… а после казанского взятья эту землю пахали полонянники, а жили в д. Нурдулатове»[340]. Название селений Шигалеево и Царицыно говорит о принадлежности первого — Шах-Али, а второго — одной из ханш, о чем сохранилось также предание. Самые большие дворцовые вотчины после завоевания русскими образовались на Каме — около города Елабуги и около Рыбной слободы. Эти дворцовые земли заставляют предполагать существование здесь значительных ханских поместий в эпоху Казанского ханства. Предания указывают ханские имения и в других местах, как, например, селение Царевщина на Волге близ Царева кургана, который получил свое название также от ханов[341].

Огланы и казаки

Наряду с духовенством и титулованной знатью, привилегированное положение в государстве занимали огланы, также имевшие право участвовать в курултае. Огланы являлись военным сословием, несшим ответственную и руководящую службу по армии.

По-видимому, огланы стояли во главе конных частей, так как до настоящего времени название «улан» сохранилось для обозначения некоторых кавалерийских полков. Слово «оглан» происходит от «огл», то есть сын. В официальных документах огланы постоянно упоминаются наряду с духовенством и князьями, и во времена междуцарствий государственные акты писались от имени сеида, князей и огланов. По временам, в особенности в конце существования Казанского ханства, когда особенно чувствовалась потребность в усилении военной организации для обороны страны, огланы становятся даже во главе управления государством — таковы огланы Кучак (1546–1551) и Худай-Кул 1551–1552). В качестве привилегированного сословия огланы обладали поместьями, дававшимися им в качестве жалованья за службу. Название селений Уланово (в Кулаевской волости Казанского уезда, в Клянчинской и Ульянковской волости Свияжского уезда), Кощаково (Казанского уезда) и т. п. свидетельствуют о землевладельцах-огланах. Однако, по сравнению с обширными владениями биков и мурз, поместья огланов являлись мелкими и малодоходными. Выдающееся значение огланов в государственной жизни страны объясняется той исключительной ролью, какую огланы имели при организации Казанского ханства. Возрождение Болгарского государства Улу-Мухаммедом было совершено посредством сильной военной организации, которая опиралась именно на огланов. Поэтому государственный строй Казанского ханства получил военный характер, и огланы были поставлены в нем наряду с руководящими культурными и административными силами — духовенством и крупными землевладельцами.

В непосредственной связи с огланами находились «казаки» — постоянный кадр войска, состоявший под командой огланов. Профессор В. В. Вельяминов-Зернов объясняет термин «казак», встречающийся в документах данной эпохи, как «простой татарин»: «Простые татары, приходившие в Россию вместе со своими царевичами, а равным образом и простые татары казанские, крымские и пр. обыкновенно звались у русских казаками, да и сами они называли себя казаками»[342]. Термин «казаки» постоянно употреблялся в тех случаях, где речь шла, например, о служилых татарах в России. Объяснение профессора Вельяминова-Зернова нуждается в некотором ограничении: на службу в Россию вместе с татарскими царевичами приходили собственно не простые татары, под которыми можно было бы подразумевать основную массу крестьянского населения, а татары-солдаты, из которых и состоял кадр служилого войска. Этой особенностью — военным характером своей профессиональной службы — казаки отличались от массы «простых татар» и в силу своего значения для государства получали по временам доступ к участию в курултае вместе с огланами, например в январе 1546 и в июле 1551 года.

В некоторых случаях термин «казаки» детализуется: различаются казаки «дворные» и «задворные», то есть служившие при дворе, в столице, и вне двора, в улусах, по деревням. Татарские термины, соответствующие русскому переводу «дворные» и «задворные», — «ички» (внутренние) и «исьни-кы» (внешние). В некоторых случаях русские документы отмечают отдельно ички, дворных и задворных казаков, но чередование терминов «ички» и «дворные казаки»[343], при тождестве их значений, подтверждает их идентичность. В некоторых случаях, например после смерти Мухаммед-Эмина в 1518 году, официальные документы напоминают об участии в решении государственных вопросов только «ички», то есть столичного гарнизона, без упоминания задворных казаков, то есть провинциальных солдат. Д. В. Смирнов склонен был относить эпитет «ички» не к простым казакам, а к князьям, находившимся при дворе[344], но взаимное чередование терминов «ички» и «дворные казаки» не дает оснований к этому толкованию.

Чиновники

Среди русской читающей публики распространено представление о Казанском ханстве как о совершенно бесформенной, аморфной стране, в которой был лишь один город —