Неспокойно пришлось на новом месте (на самом Белом озере) и другому пустынножителю — Кириллу Белозерскому. Он пришёл сюда уже после Куликовской победы — в 1397 году. Выходец из знатного боярского рода Вельяминовых обрёл здесь, как сообщает его житие, желанное одиночест-во — "и никому же ту о человек живущу".

Однако вскоре смиренного пустынника ограбили, а потом и попытались поджечь. Что говорит о том, конечно, что местность была не настолько пустынна, как хотелось того Кириллу — вряд ли поджогами и ограблениями занимались медведи.

Благо и заселился он на горку над берегом, которую впоследствии стали называть Ивановской — как видно, она была местом для Купальских игрищ. Да и места неподалёку от Славенского волоку безлюдными быть просто не могли.

Там же находится огромный камень-валун с врезанным "отпечатком" человеческой ступни. Такие камни — следовики — служили предметом языческого культа у многих народов. Неподалёку же располагалась деревня Болванцы — то есть Идолы.

А в реке Шексне, впадавшей в Белое озеро, найден был невысокий каменный истукан фаллической формы. Правда, был ли он тем самым "камнем", который низвергли в Шексну при крещении Белоозера, как полагает собравший все эти интереснейшие сведения вологодский подвижник-краевед и этнограф А.В. Кузнецов, я сказать не решусь.

Могу сказать одно — если это так, то Белоозеро крестили не ранее XIV столетия. Дело в том, что до начала этого века город стоял в другом месте, на берегу давшего ему имя водоёма, не над Шексной. Перенесён на новое место он был в результате разразившейся в середине столетия эпидемии "чёрной смерти", полностью опустошившей прежнее Белоозеро, после чего опустевший город и забросили.

Впрочем, "безлюдность" или "пустынность" облюбованных отшельником мест — обиходный оборот житийной литературы. Поскольку в каком-то месте не было христиан, постольку считалось, что в нём нет и людей, как таковых.

Так, если верить житию Герасима Вологодского, то инок пришёл на пустое место, "на великий лес", и лишь потом, чуть не вокруг его кельи, возник город. В житии, несмотря на это, мимоходом упоминается торговый посад (в лесу?!). Раскопки выяснили, что город Вологда существовал задолго до 1147 года, когда в этих краях объявился Герасим.

Очевидно, то же было и с Кириллом. То есть жители окрестностей Белоозера, как и их соседи с озера Кубенского, принадлежали к тем, кого порядочному иноку и замечать-то не подобало, пока они не возьмутся грабить его или поджигать келью.

А значит, население Белоозера также принадлежало к числу "неверных человек", которые "не… принята святое крещение". Именно их и вывели двенадцать Белозерских князей на Куликово поле, встав, по воле Дмитрия Ивановича, в "чело" — передние ряды — Большого полка.

За ними же стояли "москвичи" — жители Московской земли, куда более плотно "охваченные" крещением и вниманием церкви, чем жители Северной и Западной окраин. И что же? "Москвичи же мнози небывальци, видевшее множество рати татарской, устрашишася и живота отчаявшася, а иным на бегы обратишася".

Не отошли с боем, как литвины, не стояли насмерть, как белозерцы, — испугались и побежали.

И можно себе представить, чем закончилась бы эта битва, если бы не Дмитрий Боброк. Мне доводилось удивлять знакомых сообщением о том, что не только литвины участвовали в битве, но даже и сам прославленный во множестве книжек и даже в мультфильме воевода Боброк — литвин по национальности[58].

Что поделаешь, он был выходцем с Волыни, а та в те времена была землёю Великого княжества Литовского и Русского. Более того, воевода-литвин, ни много ни мало, ворожит князю, ещё не прозванному Донским, о будущей победе по волчьему вою, заре и "голосу земли".

Любопытно, что в западнорусских, Смоленских землях, на момент Куликовской битвы — "литовских", ещё в начале XX века простолюдины ходили вот так "слушать землю" на заре — тайком, сняв крест. Два Дмитрия, князь и воевода, тоже гадали о победе тайком — на дворе всё же был не XII век. Любопытно, снимали ли они при этом кресты?

Так вот, именно он, этот литовский ведун-двоеверец, в тот момент, когда дрогнули и побежали под натиском Мамаевых полчищ православные москвичи, спас битву, спас Русь, вылетев с засадным полком из дубравы, где хоронился до времени.

Боброк, кстати, потом вернётся на родину и погибнет, сражаясь с татарами на Ворскле, под родными, литовскими знамёнами, за князя Витовта, ещё не крестившего своих подданных.

Как видим, двоеверцам и язычникам из "поганой" Литвы вкупе с "неверными" белозерцами принадлежала немалая роль в Куликовской победе.

А как же братья-монахи Ослябя и Пересвет? С ними тоже не всё просто. Да, я понимаю, читатель, что, если вы привыкли судить о Куликовской, битве по школьным учебникам или мультфильму "Лебеди Непрядвы"[59], то у вас просто на подкорке должны были отпечататься и благословляющий князя на бой с ордою поганою Сергий, и Пересвет, в одной рясе да скуфейке, несущийся на бой с закованным в железо ордынцем Челубеем.

Вот только стоит повнимательнее вчитаться в источники. И красивая, хоть миниатюру под Палех лакируй, картинка рассыпается. Слишком уж много загадок скопилось вокруг братьев Осляби и Пересвета.

Про Пересвета летописи, составленные сразу после битвы, скажем, вообще почти ничего не говорят, ограничиваясь его упоминанием среди погибших на поле Куликовом. Что ещё удивительнее, полное молчание про братьев хранит и житие Сергия Радонежского.

А это уж, что называется, ни в какие ворота — что ж, как игумен огород монастырский собственноручно окучивал — важно, а что на бой с погаными басурманами двух парней из монастыря отправил, "за веру христианскую, за землю Русскую" — так это ерунда, проходная деталь, о которой и позабыть не грех?!

Ведь, согласно более поздним, лет через сто после битвы записанным преданиям, Сергий возложил братьям — иногда их именуют послушниками — схимы.

Современному человеку трудно понять, что тут такого уж из ряда вон выходящего. Однако необычное, мягко говоря, в этой ситуации есть. Церковь часто именуется воинством Христовым, и, как во всякой армии, есть в ней своя жёсткая субординация.

Схимник — иначе говоря, схимонах — одно из высших званий в этой армии. Сперва человек становится послушником — года так на три, потом его постригают, делают рясофором — ещё не монахом! — потом идёт просто монах, потом — иеромонах, а вот уж потом…